Стальная империя
Шрифт:
Солдатики забегали, расправляя и прибивая кольями расстеленный перед восьмидюймовым жерлом брезент и поливая его грязной, пахнущей гнилью водой из здоровенной бочки.
— Наводи, Дмитрич, — вздохнул поручик, — у тебя опыта побольше будет. Пару выстрелов успеем дать. А там…
— Надо три, — вздохнул в ответ фельдфебель, — чтобы для гарантии. Что за два попадем, не ручаюсь. Акопян! — крикнул он.
— Здесь, господин фельдфебель!
— Бери Петренко, Чагина и Кузнецова-большого. Хватайте подмышку по картузу, к ним шашки динамитные, из тех, что от саперов остались.
— Мы, вашбродь, молчим, пока по вспышкам главный калибр не разрядят. По четырем-то они обязательно отработают, не побрезгуют. А потом им для перезарядки стволы по носу да по корме ворочать, потом обратно… Две минуты у нас будет. Как они пальнут, так и мы. Мокрожопые-то проспали, как обычно, так что с утюгами этими, — он кивнул на наползающую справа броненосную колонну, — только нам и разбираться. Наводим не по головному, а по второму в колонне, у первого башни закрытые, не пробить. Все, добег черт носатый. Командуйте, вашбродь.
— Дистанция шесть восемьсот шесть, скорость восемнадцать верст! — заорал сидящий с телефонной трубкой у уха Чемоданов.
— Дальномер у флотских в богомерзких милях да кабельтовых размечен, — пояснил фельдфебель, приникая к прицелу, — срамота! Кузнецову ажно табличку для перевода рисовать пришлось.
Поручик присел за бруствер, приложил к глазам бинокль, прикинул….
— Упреждение… девять тысячных, или полкорпуса. Угломер на шесть восемьсот! На сопровождение! Все от ствола! Воду приготовить! Стрелять после залпа по Акопяну!
— Сопровождайте, черти! — фельдфебель рявкнул на артиллеристов, занявших позиции у ворота горизонтальной наводки. — Вот так! Крути влево, чуть быстрее… Притормози… во, так и вертите!
В четверти версты справа длинно грохнуло, орудия в башнях и барбетах, прекрасно видимых с позиции английских кораблей, зашевелились, затем по темным силуэтам пробежали вспышки…
— ОГОНЬ!
Последнее уцелевшее орудие батареи выстрелило за мгновение до того, как земля между ним и разбитыми ранее позициями соседей превратилась в ад. Несколько шестидюймовых фугасов легло перелетом, расчеты засыпало охряной крошкой.
— Откат нормальный! — заголосил замковой.
— Заряжай! — скомандовал поручик, — живо, живо! Дмитрич, ты как?
— Живой! — ответил тот, наблюдая за поднявшимся всплеском в сотне метров от идущего вторым броненосца.
— По целику хорошо, дальше сто двадцать! — крикнул покрытый пылью Чемоданов.
Батарейцы вертели рукоятки лебедки, поднимая к старому орудию очередной восьмипудовый снаряд нового образца.
— Брезент поправить! Воду на брезент! — приказал Жуковский.
Броненосцы снова рявкнули, на этот раз средним калибром, вколачивая
— Орудие готово! — крикнул замковой.
— На дальномере шесть триста девяносто! — сообщил Чемоданов.
— Упреждение… восемь тысячных, угломер… шесть пятьсот! По готовности… Огонь!
— Откат нормальный!
Снаряд снес одну из стоящих в ряд труб броненосца, не разорвавшись, и пенный всплеск встал чуть дальше цели.
— Брезент поправить! Воду на брезент!
Судя по всему, на головном разглядели вспышки. Его башни все еще находились в сагитальной плоскости, стволы были задраны вверх, на угол перезарядки, но батарея шестидюймовок отстрелялась почти верно: снаряды легли с недолетом саженей в пятьдесят.
— На дальномере шесть двести пять!
— На угломере ставить шесть двести пятьдесят! Упреждение восемь! По готовности!
На этот раз прицел шестидюймовок головного был точнее. По руке чуть выше локтя ударило, почти не больно, сзади кто-то закричал.
Приникший к биноклю Жуковский левым виском чувствовал взгляд направленных на него стволов главного калибра «Худа». Он знал, что не услышит «своего» залпа: тринадцати-с-половиной-дюймовый снаряд летит вдвое быстрее звука.
Поэтому он был очень удивлен, когда со стороны моря донесся взрыв.
— Орудие готово!
— Огонь!
Пушка рявкнула и поручик понял: они сделали, что могли. Он оторвался от окуляров.
Бруствер орудийного дворика был почти полностью разрушен. У подъемника лежало несколько тел в местных рубахах, а на его собственном порванном рукаве расплывалось кровавое пятно, к счастью — небольшое. Головной «Худ» все так же шел вперед, но стволы его носовой башни, уже и вправду развернутые в сторону берега, торчали под нелепыми углами, а с крышей башни что-то явно было не в порядке, из под нее курился дымок.
«Мы же по второму целились!» — успел подумать поручик, прежде чем рядом с бронированным бортом встали еще четыре фонтана. А потом истекающую дымом башню «Худа» подбросило. Секунд через двадцать накатил гулкий грохот, и поручик понял, что они еще немного поживут.
— Не проспали морячки! — крикнул от орудия фельдфебель. — Это ж наши броненосцы по головному бьют! Да и мы своему влепили, вашбродь, правда, по поясу. Эй, кто живой остался — брезент, вода! Давай-давай! Не все нас видят, и мы не торопимся помирать!
— Дистанция шесть ровно! — передал Чемоданов.
— Так… скорость они увеличили, сейчас двадцать одна верста. Угломер шесть ноль пятьдесят! Упреждение десять! По готовности!
Следующим выстрелом они снова попали. И еще одним прямо в барбет. Но второй броненосец тоже записали флотским. Обидно. Это, как оказалось, был «Рипалс». После взрыва второго им и удалось добиться попадания еще в один броненосец, правда, без видимого эффекта. Но весь расчет старой восьмидюймовки точно не останется без наград. Только, как назло, Акопян разгрохал о камни фельдфебельские часы, когда улепетывал из-под первого залпа и Жуковский пообещал почтою заказать Ивану Дмитриевичу золотые, фирмы «Павел Буре».