Стальная сеть
Шрифт:
Велел губернатор копать от забора до обеда — будем копать. До ужина. Начали с дома старейшин оргов.
Дом городовые оцепили, во дворе полицейские — те, что помладше чином, ковыряются. Потычут в землю, где подозрительное чего нащупают, и давай копать. Пока вырыли скелет собаки и старый башмак. Другие по дому шарят, мебель шатают, половицы выламывают. Пыль столбом, доски трещат, стены трясутся.
Мы, когда с Бургачёвым к дому старейшин подкатили, он меня высадил, а сам в участок помчался — бумажки строчить.
— Где ваши люди? Почему не с вами?
Вижу, зло сорвать хочет.
— Подпрапорщик с рядовыми до завтра отдыхают, — говорю. — В целях поощрения. Хорошо сработали, заслужили.
— Нельзя людишек распускать, — Бургачёв мне эдак сквозь зубы. — Разбалуются. Инородов распустили, и вот! А вы инородку в агенты…
— Надо же с чего-то начинать, — говорю.
— Плохо начинаете, стажёр, — отрезал начальник. — Нужен агент? Обратитесь к старшим! Вот, держите.
Вытащил Бургачёв из кармана визитную карточку и мне сунул.
Смотрю — визитка, важная такая, вся в завитушках. Посерёдке написано: «Специальный корреспондент газеты „Голос“ Иванищев А.Е. Всегда свежие новости!»
Не понял я чего-то…
— Так что, ваше благородие, — говорю, — этот Иванищев А-Е — ваш агент? Мне в газету идти его разыскивать?
Бургачёв ухмыльнулся, как акула.
— Агента Иванищева искать не надо. Он как пластырь на подошве — не отлепишь. Да вы его видели только что.
Опаньки. Неужели тот гнусный репортёришка с фотоаппаратом?
— Что же он на полицию бросается? — говорю. — О правах кричит?
— Иванищев неприятный человек, — Бургачёв рукав отряхнул, сам морщится. — Но как агент весьма полезен.
— А эта девушка, что была с ним? — спрашиваю. — Елизавета?
— Елизавета Ивановна здесь совершенно ни при чём! — гавкнул его благородие. — Приехали. Вылезайте, стажёр, проводите обыск. Хотели дело — получите.
И умчался. А меня копать оставил.
***
И стали мы копать. Ладно, я тут начальник, мне лопатой махать не надо. Остальной народ недоволен, но служба есть служба.
На улице вокруг дома зеваки собрались, таращатся. Сначала просто смотрели, потом советы стали давать. Ещё набежало недовольных. Слышу, кричат: «Произвол! Безобразие! Насилие! Надругательство! Позор!» И всякие другие слова.
А уж когда мы череп с рогами уронили… Во дворе столб стоит, весь резной, в узорах. Типа руны магические. На самом верху череп бычий прицеплен, с рогами. Кость жёлтая от древности, на рогах какие-то ленточки, амулетики болтаются.
Вот мы его и того… покосился столбик, а черепушка с него возьми и грохнись. Да не просто грохнулась, а ещё и разбилась тут же. На несколько кусков. Старая была, как видно.
Что тут началось… зрители засвистели, улюлюкать давай. В нас стали
Городовые из оцепления их гоняют, а они опять.
У моих ног шмякнулся кусок кирпича, я его поднял — тому бы гаду, думаю, кто кинул, в лобешник запустить.
Тут из толпы выскочила пара оргов. Один мелкий, пацан ещё. В руках по булыжнику, в зубах ещё один. Подскочил поближе, и раз-раз-раз — метнул через забор. Заборишко невысокий, между досок руку просунуть можно. Так, одно название.
Меткий оказался, гадёныш. Трое полицейских так и рухнули. Всем в голову угодило.
Второй орг здоровенный такой. Он, пока мы на мелкого метателя отвлеклись, забор перемахнул одним прыжком — и через двор. Столб священный покосился, торчит из земли, как Пизанская башня. Так орг столб этот одним рывком выдернул, и давай махать. Все разбегаются, помирать никому неохота.
— Не стрелять! — кричу. — Живьём брать!
А то вон уже сколько инородов покрошили, поговорить в подвале не с кем.
Сам прицелился хорошенько тем кирпичом, что в меня пульнули, момент выждал, и опа! Попал. Молодец Димка Найдёнов, прямо в нос угодил. Это у оргов слабое место.
Орг зашатался, столб выронил. К нему наши побежали — вязать.
Повалили, давай руки крутить. Только подоспели, орг очухался, заревел, как бык. Вскочил, раскидал полицейских, как детей, черепушку с земли подхватил, и бежать. Прямо через забор ломанулся.
Городовой ему навстречу, так орг черепом размахнулся, и как даст со всей мочи. И прямо рогом бычьим, на котором ленточка красная болталась, в висок угодил. Хрустнуло, мерзко так. Городовой упал. Как-то сразу стало видно — насмерть его.
Все заорали кругом, разбегаться стали. Другой городовой подскочил, шашку выхватил, размахнулся и вжик — только сталь свистнула.
Орг на голову короче стал. Брызнула тёмная кровь. Смотрю, круглое, с глазами, отскочило от плеч орга. На землю упало и к ногам зрителей откатилось. Все с визгом отскочили. Кого-то затошнило.
Тут уже такой крик поднялся, хоть уши затыкай. А я стою, на безголовое тело смотрю. Нет, я тоже человека убил недавно. Придушил своими руками. Так он сам меня зарезать хотел. Но чтобы так… Голову с плеч…
Хорошо, что я не обедал сегодня. Не положено шефу блевать на глазах у подчинённых.
В это время кто-то из полицейских из нужника выскочил. Нужник — старая дощатая будка, в углу за кустами торчит. У полицейского шинель расстёгнута, глаза круглые, в руке кусок доски.
— Ваше благородие! — кричит. — Нашёл!
Подавил я тошноту, обернулся. Полицейский ко мне подбежал:
— Ваше благородие, я в нужник ходил, брюхо скрутило мне. Вот, гляньте, — и руку протягивает.
Смотрю — обломок деревянной плашки, весь перемазанный, и воняет омерзительно.