Стань светом моим
Шрифт:
И отчего я только вообразила, дура безмозглая, что Валера, узнав о рождении сына, распустит слюни и проявит интерес к нему! Увидела как-то раз искорки сожаления и печали в его каре-зелёных глазах – и поддалась предательской надежде.
Это было сразу после зимних каникул. Мы столкнулись с мужем почти нос к носу у университетской раздевалки. Мой животик уже значительно выпирал вперёд. Неожиданно для меня Валера поздоровался, до этого он обычно отводил глаза. В ответ я чуть было машинально не откликнулась: «Привет!», но, вовремя вспомнив, что обещала держать его «за пеленой
А с надеждой, даже крохотной, как известно, вспыхивает не менее предательская жалость, которая заставляет искать в том, кого пожалел, неоправданные добродетели. Жалостливый ум охватывает целый «рой» оправданий, и как ни борись с ним, он по-пчелиному готов жалить даже при явном равнодушии, как, например, сейчас.
Потому что так не хочется, чтобы мой сын рос без отца. Мальчикам нужна отцовская забота, даже больше, чем девочкам. Кто моего Тошу направит по жизни, смогу ли я научить его принимать мир по-мужски? Навряд ли, ведь мой взгляд, как бы я ни старалась, увы, бабий, у мужчин даже логика, если судить по моему отцу, совершенно другая.
Можно было бы после развода снова выйти замуж. Почему бы нет? Многие так поступают. Вот хотя бы за Глеба. Он постоянно твердит полушутя: «Дай мне шанс – и я стану хорошим для Тошки отцом!». Заявляется к нам с сыном почти каждый вечер, приносит что-нибудь вкусненькое: «Надо мамочке питаться хорошо!». Натаскал памперсов – в бельевом шкафу переполнена ими полка.
Но, как Глеб ни старайся, не станет он родным по крови моему сыну. В лучшем случае, будет заботливым отчимом. И то до тех пор, пока не родится его собственный ребёнок. Уж тогда канут в забвение его привязанность и забота, а в сердце моего сына поселятся обида и ревность. Я не хочу, чтобы Тоша проходил через это.
Уж лучше воспитывать его одной – у него не будет разочарований. И у меня тоже. Ведь Глеб, надо признать, хотя и схож по некоторым поступкам с Дон-Кихотом, однако всей своей сутью больше Арлекино – насмешник и балагур, чем его соперник Пьеро, преданно любивший свою даму сердца. Часто не поймёшь Глеба: то ли шутит он, то ли говорит всерьёз. Разве с таким человеком можно строить семью!
Мне же безумно хочется иметь большую крепкую семью, чтобы у моего сына было много родственников с обеих сторон, не как у меня - с одной. Бальзамом на душу было для меня признание Валеры, что у него четыре сестры. Он мимоходом обмолвился об этом в Сочи, а сознание моё с умилением зацепилось за такую новость, как великую радость.
Что ни говори, вопреки моему здравому смыслу, я не переставала тянуться к Валере. Не понимаю, почему женщины любят красивых холодных негодяев, хотя хорошо видят их суть. Так было всегда, и я не исключение. Как там сказал Оскар Уальд, «женщин не надо понимать, их надо любить»? В самую точку попал. Действительно, даже сама женщина часто себя не понимает, потому что рассуждает не умом, а сердцем. Иначе, как объяснить, отчего красавица цыганка Мирела терпит побои глупого мужа, отчего Оксана, моя умница мачеха, вышла
А сама я? По правде сказать, мне бы надо выкинуть из мыслей Валеру и избегать его, как чумы. А я же, размазня размазнёй, всё надеюсь и надеюсь, что кусочек льда в холодном сердце мужа растает или выскользнет, как у Кая из сказки «Снежная королева», и он очнётся и примет меня с сыном с распростёртыми объятиями. Ну не глупая ли надежда?
Две недели спустя на перемене увидела в дверном проёме аудитории, в которой наш курс занимался, мужчину в генеральской форме. Не сразу узнала в нём отца: он похудел и казался выше, чем мне помнилось, на подбородке щетина, словно не брился несколько дней, а в густых тёмных коротких волосах проглядывает явная седина. А отец так гордился, что долго оставался не седым, не то что многие его сверстники.
– Папа! – радостно кинулась я к нему в объятия. – Откуда ты взялся? Даже не позвонил!..
– Я не мог удержаться, - смеясь, возбуждённо целовал и обнимал меня отец, не обращая внимания на удивлённые лица моих однокурсников, с любопытством уставившихся на свалившегося невесть откуда генерала.
– Лишь ненадолго заехал в Москву, и сразу сюда всей семьей! Оксана с Данилой у тебя на квартире с Антоном остались, а я помчался к тебе, Таисья!
Зажатая в крепких отцовских руках, я вдруг, как в детстве, почувствовала себя защищённой от всех невзгод. Его горячая любовь опять била ключом и обволакивала меня своей животворной силой.
– Ах, Тайка, Таюшка, упрямыш мой родной! – шептал он мне на ухо взволнованно. – Ну и внука-богатыря ты мне родила! Неожиданно, но приятно!
Отец забрал меня с занятий, мы поехали на такси ко мне, на квартиру. Усевшись в машину, я сразу предупредила его:
– Об отце Тоши, прошу, не расспрашивать ни у меня и ни у кого другого, он существует только на бумаге! Пусть там и остаётся! У нас притворный брак! Дай слово, что не будешь его искать и встречаться с ним, не будешь грозить и что-то требовать с него. Пожалуйста!
Отец удивительно легко согласился ни во что не вмешиваться. Заметив в моих глазах изумление, обнял меня и произнёс тихим голосом:
– Не хочешь быть замужем – ну и не надо! Придёт время – захочешь, тогда и выйдешь по-настоящему! Ребёнок в жизни не помеха. Мы тебя без помощи не оставим!
– Да я и сама могу о своём сыне позаботиться! – твёрдо заявила я.
– Конечно, кто спорит! – Пронзил меня успокаивающим взглядом отец и усмехнулся. – Только не я с моим мягким характером! – Я невольно хихикнула.
Отец, его жена и мой братик пробыли у меня всего несколько дней. Тётя Маруся жила в деревне – занималась посадками в огороде. Глеб и девчонки из общежития, понимая, что будут лишними, тактично не появлялись. Так что мы наслаждались в полную силу тихой семейной жизнью. Если, конечно, шумную всеобщую суету вокруг Тоши, громогласные отцовские наставления-опасения и шиканья на подвижного, как вьюн, Данилку можно назвать тихими. Я с облегчением вздохнула, когда тепло попрощалась с семьёй в аэропорту.