Стань светом моим
Шрифт:
– Папа, при чём тут дедушка с бабушкой? Мы же ходили в независимую лабораторию.
– Они все независимые - подкупленные! – разъярился отец.
Мне пришлось напрячь все силы, чтобы убедить отца принять неизбежное. Несмотря на своё бурное негодование, он постепенно осознал – ничего теперь не изменишь – и сник, замолчав. Спустя несколько минут горько произнёс:
– Ты ненавидишь меня?
– Папа, как ты можешь такое говорить! – с не меньшей горечью возмутилась я. – Разве ты не видишь, я, как и ты, страдаю и со страхом думаю, что ты меня отвергнешь, а я люблю тебя всем сердцем, даже больше прежнего и не хочу другого отца.
Шагнув к нему, крепко
– Тасенька, ты моя дочь, я люблю тебя и никому не отдам. И плевать на всякие глупые тесты!
– Конечно, плевать! – радостно откликнулась и с облегчением вздохнула. – Я тоже люблю тебя, папка, ты самый лучший отец на свете, никто нас не разлучит. Я всегда буду строптивой дочерью командира.
– Не позволю тебе забыть об этом, а будешь не слушаться, посажу на гауптвахту, -попробовал пошутить отец, но голос его дрогнул, и в нём почувствовалось страдание.
Он повеселел лишь тогда, когда я сказала, что никакой родственной связи с американцем не ощущаю и навряд ли стану звать его отцом.
Месяц спустя шустрый адвокат, нанятый бабушкой, сумел-таки развести нас с Валерой по доверенности без моего присутствия. Он попытался объяснить, как это у него получилось без трёхмесячного примирения, которое обычно присуждает судья разводящимся при несогласии одной из сторон, я не стала слушать: не всё ли равно, что подтолкнуло Валеру быстро согласиться на развод, главное – теперь мы друг другу никто.
Вместе с Оксаной, женой отца, мы слетали в город, где жил Валера, упаковали и отправили багажом мои и Тошкины вещи, в том числе картину Глеба. Нам повезло: мой бывший муж был на работе, поэтому мы без каких-либо объяснений и осложнений управились буквально за два часа. А чтобы не подумал, что квартиру обокрали, я написала записку, передав её, как и ключи, через соседку Ольгу.
Осень быстро вступила в свои права. Дни мои были заполнены редакционными заданиями, вперемежку с собственными журналистскими инициативами. Всё свободное от работы время я старалась посвящать сыну, который днём был в детском саду. Об отце он не переставал спрашивать, хотя я ещё при приезде в Москву сказала ему, что мы пока поживём отдельно от папы. А потом мне пришлось рассказать о разводе.
– Мы с папой разлюбили друг друга, поэтому развелись и будем жить отдельно.
К моему удивлению, сын новость воспринял более или менее спокойно, по крайней мере без слёз.
– Я понял, папа теперь с Костиковой мамой живёт, - произнёс он дрогнувшим голосом. – Но меня папа не должен забыть? Скажи ему, пусть мне на сотовый звонит. Он, наверное, ещё не знает, что ба Лю подарила мне сотовик.
Я попыталась связаться с бывшим мужем, чтобы передать просьбу сына. Однако ни по сотовой связи, ни по стационарному телефону мне не удалось до него дозвониться. Тогда послала ему эсэмэску с нашими с Тошкой координатами – должен же он когда-нибудь просматривать сообщения.
В общем-то, я не горела желанием с ним разговаривать, но обиды уже не чувствовала. После развода в моём сознании как будто что-то рухнуло. И ноющих обломков, как ни странно, не осталось. Перестала страдать и жалеть себя, перестала вспоминать Валеру, он всё дальше уходил в прошлое. В душе не осталось даже сожаления, может, потому что осознала, что после его измены он мне не нужен. Теперь бывший муж был для меня чужим человеком. По сути своей, так всегда и было – только я этого не хотела понимать.
А
И я свободна! Такой невероятный эмоциональный подъём охватил меня, что хотелось летать. Казалось, всё мне по плечу, всё удаётся. Над материалами так усиленно работала, что их стали хвалить на редакционных летучках коллеги, а читатели замечать.
Частенько нас с Тошкой посещал Денис. Его остроты меня веселили. Но я не была в него влюблена, хотя, бесспорно, с ним мне легко и интересно. С его стороны, скорее всего, тоже ко мне нет глубокого чувства, может быть, испытывает лишь лёгкое влечение - это меня радовало, поскольку ещё не была готова к серьёзным отношениям с мужчиной. Не хотела быть никому обязанной и от кого-то зависимой. Видно, Денис понял это и умерил пыл и напористость, перестал при мне забавляться разговорами, которые обычно люди называют флиртом, держался по-дружески.
«Мы только друзья, не более того – никаких обниманий и целований!» - это условие, высказанное мной ему как-то раз, он принял без возмущения, но всё равно при встрече и расставании норовил обнять меня и поцеловать.
– Во Франции принято, встречаясь, целоваться, - заявил, заметив мои недовольно нахмуренные брови. – От поцелуев там никто ещё не умирал, только крепче народ становится.
Денис время от времени приглашал меня куда-нибудь: то в театр, то в кино, то в парк. Я отказывалась-отнекивалась, но однажды поддалась на уговоры – его и бабушки («Не дело ни с кем не встречаться, так можно и одной остаться!»), согласилась пойти с ним в театр.
Субботний вечер обещал быть тёплым и спокойным – это удивительно, ибо в Москве в середине октября обычно по-нудному прохладно и мокро. Вырядившись в новое ярко-синее платье, купленное мамой в одном из недешёвых бутиков, конечно, не от Кардена, но прелестное - из приятной на ощупь, бархатистой ткани, с глубоким треугольным вырезом и узкими рукавами - я заканчивала у зеркала макияж, как вдруг прозвучал зов домофона.
Кто же это может быть, недоумевала, бабушка с Тошкой уехали к дедушке на дачу - он жил там, по большей части, так как на даче проведено отопление и дом там двухэтажный, кирпичный, скорее, не дача, а загородная усадьба, там тихо, спокойно для дедовых «растительных» экспериментов. Не могли же они вернуться! А до прихода Дениса оставалось по крайней мере ещё полчаса. Прежде чем взять трубку домофона, оглядела себя в зеркале и осталась довольна своим видом. Всё вполне прилично: глаза из-под густо накрашенных ресниц сверкают голубизной, осветлённые в Волгограде пряди, поправленные в московской парикмахерской, по-прежнему сохраняют контур романтической причёски, облегающее фигуру платье придаёт элегантность и стройность фигуре. Денис придёт в восхищение – он всегда всё замечает.
Однако вместо красивого баритона криминалиста-атлета, неожиданно услышала в домофоне хриплый голос Валеры. Я с ужасом замерла – его-то только мне и не хватало! Явился как чёрт из табакерки в неподходящий момент. Может, не впускать, не портить себе настроение. Пожалуй, поднимет шум, неудобно перед соседями. Всё равно ведь проникнет в подъезд.
И вот мы, как два ястреба, лицом к лицу. За те секунды, пока мой бывший муж поднимался на наш пятый этаж, во мне успело накипеть раздражение: я только-только приобрела внутреннюю стабильность и уверенность, а с ним вновь замаячили впереди ненужные волнения. Ни за что не позволю ему себя выбить из колеи!