Станция Араминта
Шрифт:
– Вы ставите под сомнения мои права на мою должность, – набрав воздуху, обратилась к Глауену леди Клайти, – Но я избрана на это место благодаря своему электорату, а не Законодательству. И что вы можете сказать на это?
– Позвольте мне ответить на этот вопрос, – сказал Эгон Тамм, – Кадвол является заповедником, которым управляет Хранитель. Заповедником, а не демократическим государством. Эта власть исходит из первоначальных положений Общества Натуралистов в отношении этого заповедника. Эта власть передается Хранителю, через директоров
– Вы называете сотню тысяч йипи несколькими недовольными обитателями? – возмутилась леди Клайти.
– Я называю йипи весьма серьезной проблемой, которую в данный момент мы с вами решить никак не способны.
Глауен встал:
– Я думаю, что настало время откланяться. Было очень приятно со всеми вами познакомиться, – затем повернулся к Эгону Тамму, – Пожалуйста, передайте мое почтение леди Коре, – и, теперь уж Вейнесс, – Не беспокойся, я сам найду выход.
И все же Вейнесс проводила его до двери.
– Спасибо за приглашение, – сказал Глауен на прощанье, – Мне было очень приятно познакомиться с твоими друзьями, и извини, если я причинил некое беспокойство.
Глауен поклонился, повернулся и пошел по тропинке. Он чувствовал как Вейнесс сверлила глазами его спину, но она его не окликнула, а он так и не обернулся.
Сирена спустилась за холмы, на небе заблестели звезды, на станцию Араминта упала ночь. Сидя у раскрытого окна, Глауен почти над головой мог видеть странные очертания звезд, под названием созвездие Пентаграммы, а далеко на юге извивался Великий Змий.
Теперь дневные события можно было рассмотреть в отдаленной ретроспективе; Глауен чувствовал себя опустошенным и подавленным. Все было кончено: теперь уже ничего нельзя было изменить. Как бы он был рад, если бы не пошел в этот день в Речной домик! Возможно, вообще никогда бы не ходил туда.
Но теперь уже раздумывать было абсолютно бесполезно. Любое событие произошедшее в этот день было неизбежным с самого начала. Вейнесс знала все это тоже. Более или менее тактично она пыталась ему это сказать, но он упрямый и гордый, как все Клаттуки, не захотел это услышать.
В свете событий дня оставалась одна загадка. Зачем Вейнесс притащила его в Речной домик, где так или иначе, он обязательно должен был устроить какую-нибудь сцену? Возможно, он никогда так и не узнает ответ на этот вопрос, а, может быть, со временем его эта причина и вообще перестанет интересовать.
От раздумий его оторвал телефонный звонок. На экране телефона светилось лицо, которое он меньше всего ожидал там увидеть.
– Глауен? Чем занимаешься?
– Ничем особенным. А ты?
– Я решила, что с меня вполне достаточно общества и сейчас считается, что я лежу в кровати с головной болью.
– Печально слышать.
–
– В таком случае, тебе не больно-то и нужны мои соболезнования.
– Но я все равно принимаю их и воспользуюсь ими как-нибудь в другой раз. Почему ты убежал от меня, как от прокаженной?
Вопрос удивил Глауена.
– Мне казалось, что это было самое подходящее время удалиться, – заикаясь пробормотал он.
– Не совсем, – покачала головой Вейнесс, – Ты ушел, потому что был зол на меня. За что? Я осталась в темноте, которая кажется вечной, я уже устала от всяких загадок.
Глауен подыскал ответ, который оставлял еще ему какие-то крохи достоинства.
– Я больше всего был зол на себя, чем на кого-то другого, – проворчал он.
– И все равно, я ничего не могу понять, – настаивала Вейнесс, – С чего тебе вообще сердиться на кого-то из нас?
– Потому что я сделал то, чего совершенно не хотел! Я собирался быть учтивым и обходительным, очаровать всех своим тактом и вежливостью и уклониться от каких-либо споров. Вместо этого, я взорвался и высказал, все, что я думаю, что вызвала огромный переполох и подтвердило самые худшие предчувствия твоей матери.
– Брось, – сказала Вейнесс, – Все не так уж и плохо, на самом деле, ничего плохого вообще не случилось. Ты бы мог натворить еще худших вещей.
– Если бы я поставил перед собой такую цель, то в последнем можно и не сомневаться. Я бы мог напиться и заехать Джулиану в нос, а леди Клайти назвать старой балаболкой, а при выходе задержаться и помочиться в первый попавшийся горшок с цветком.
– В таком бы случае, все бы просто подумали, что это просто веселый нрав Клаттуков. Но главный вопрос так и остался без ответа: почему ты рассердился, а может еще и продолжаешь сердиться, на меня? Объясни мне и я больше никогда такого не сделаю.
– Я не хочу об этом говорить. Мы оба прекрасно знаем, что теперь это не имеет ни малейшего смысла.
– Да? Почему же?
– Ты мне ясно дала понять, что между нами не может быть никаких близких отношений. Я старался в это не верить, но теперь понял, что ты была права.
– Так ты хочешь все случившееся повернуть таким образом?
– Какая ерунда! Во всяком случае, до сих пор мое мнение не очень-то учитывалось. И почему это вдруг теперь мое мнение так важно для тебя?
– К стати сказать, должна тебе сообщить, что теперь я пересмотрела свое мнение.
У Глауена было непреодолимое желание хихикнуть, но он сдержался.
– И когда нам будут объявлены достигнутые результаты?
– Некоторые аспекты уже можно обнародовать.
– А не хочешь ли ты встретиться со мной на берегу и рассказать мне о них?
– На такое я не отважусь, – Вейнесс бросила взгляд через плечо, – Скорее всего, как только я вылезу в окно, мама или леди Клайти, а может Сандж зайдут проверить, как у меня дела.