Станция плененных
Шрифт:
И словно в насмешку надо мной, поезд вновь останавливается в тоннеле.
— Что, опять стоим? — На этот раз возмущается женщина. — Да что же это такое?!
Она массирует виски, видимо от духоты и позднего времени у нее раскалывается голова. А всем известно, что люди, страдающие от мигрени, крайне раздражительны.
Женщина встает с места и направляется к кнопке для связи с машинистом. Возможно, считает, что третья попытка буде более удачной, чем предыдущие две.
— Да почему не работает?! — произносит она, с силой вжимая копку в стену. — Давай же, отвечай!..
Это
Правда некоторые подходят к дверям и пытаются разглядеть хоть что-нибудь в темноте тоннеля. Но и от этой затеи никакого толка.
А тем временем становится все жарче.
В прошлый раз тоже было жарко. Невыносимо. Удушливо.
Но в прошлый раз было лето, а сейчас?..
Оглядываю людей, одеты они легко, но все-таки сдержанно. Спросить бы у них, какой сейчас день и месяц, да буду походить на сумасшедшего. А мне этого не надо.
Просьба…х-х-х…пассажиров…занять…х-х-х…места…и…ш-ш-ш…сохранять спокойствие…х-х-х…
Голос машиниста для всех, кроме меня, звучит ободряюще. Словно глоток прохладной воды в знойный день в центре города. Но если другие, сделав этот глоток, чувствуют себя лучше, и даже успокаиваются, веря, что вскоре все придет в норму и они, наконец, станут ближе к дому, я же готов от этого глотка захлебнуться.
Когда отключается свет, я стараюсь не шевелиться. Вздрагиваю, услышав, как все двери разъехались в разные стороны, запустив в вагон прохладу и сырость. В темном вагоне начинают вспыхивать небольшие белые огоньки — мои попутчики включают в телефонах фонарики и, намереваясь подойти к краю вагона, чтобы посмотреть, что же там такого в этом бетонном сыром тоннеле, сами того не осознавая накликивают на себя беду.
— Выключите… — шепчу я, внутри меня от страха даже сердце начинает биться медленнее. — Выключите свет…
— Чего сказал? — доносится до меня вопрос, произнесенный грубым мужским голосом.
И в следующую секунду этот же голос, но уже не грубый, а надрывный и неестественно высокий, разрезает воздух коротким вскриком.
И начинается паника.
Вагон покачивается, я подбираю ноги, затаскивая их на сиденье.
Белые огоньки телефонных фонариков маячат перед глазами как светлячки, и я зажмуриваюсь, лишь бы ничего этого не видеть. И не слышать. Но сколько бы я не прижимал ладони к ушам, заглушая звучащие отовсюду крики, женские и мужские голоса все равно отчетливо пробиваются в мою голову.
А вагон все раскачивается и раскачивается. Туда-сюда. Туда-сюда.
Само понятие время исчезает из этого тоннеля, оставляя вместо себя лишь удушающую и холодную бесконечность. Секунды кажутся часами.
В какой-то момент в моей голове вспыхивает фейерверк боли, яркие пятна перед глазами начинают плясать в быстром хороводе — кто-то в этой суматохе умудрился заехать по моему лицу локтем. Переносицу начинает жечь, но, надеюсь, она не сломана. Кровь точно не идет, в носу нет щекочущего чувства, а во рту — привкуса железа. Но вместо этого есть десяток голосов.
— ПОМОГИТЕ!!!
—
— ОТЦЕПИСЬ ОТ МЕНЯ!
— Кто-нибудь!
— НЕ ТЯНИ!..
— ПОМОГИ-И-И!..
Голоса… они звучат со всех сторон.
Странные голоса, с нотками истерии.
Голоса людей, оказавшихся в западне.
Оказавшихся сбитыми с толку.
— Эй, ты!..
Меня хватают за ворот футболки и цепкими пальцами впиваются в темную ткань, щипая кожу на ключицах.
— Помоги! — кричит человек мне в самое ухо. — ПОМОГИ МНЕ!
Его слюна попадает мне на лицо. Из его рта пахнет жженым кофе. Горьким, дешевым. Из какого-нибудь автомата у входа в метро. Этот запах оседает в носу, в горле, я чувствую этот вкус на своем языке.
— ПОМОГИ!
В попытке отцепить от себя пунцовопятного — а это определенно был именно он — я вместе с ним сползаю на пол. Холодная желеобразная слизь пропитывает футболку и джинсы, попадает на кожу шеи, пачкает волосы на затылке. От омерзения и страха я на миг застываю, и звуки исчезают.
Осознание ошибки, которую я только что совершил не по своей воле, пробивает в теле мелкую дрожь.
Я на полу.
На полу, по которому ползает эта тварь.
Мне нужно забраться обратно на сиденья.
И молчать.
Не шевелиться.
Молиться, чтобы оно ушло.
Не заметило меня.
Нужно всего лишь перетерпеть…
Но резкая боль в ногах выбивает из головы мысли, а из легких весь воздух. Мой крик так и оседает в горле плотным комком.
Я чувствую, как мои ноги прижимает к полу невидимая мне сила. Она настолько тяжелая, что я не могу пошевелиться, нижняя часть моего тела словно перестала быть моей собственностью. И я понимаю, что у этой «силы» есть оболочка из склизкой вонючей плоти.
Наверное, если бы на меня внезапно забрался морж, ощущения были бы такими же.
— ПОМОГИ МНЕ!
Пунцовопятный вцепляется в мои плечи, пытается оттолкнуться от меня, чтобы подняться, но у него ничего не выходит. Он, как и я, прижат к полу.
— ПОМОГИ!!!
Но я ничем не могу помочь. Ни ему, ни даже себе.
Лишь когда его голос затихает, а тело прибавляет в весе с десяток килограммов, на короткий миг я испытываю облегчение — его мучение окончилось. Он больше не будет кричать. И боли он тоже больше не почувствует. Тварь стаскивает его с меня и… наверное пожирает. Почему «наверное»? Потому что я не слышу ни причмокиваний, ни хруста костей. Просто приходит осознание, что пунцовопятного больше нет. В самом прямом смысле — от него ничего не осталось.
Продолжаю лежать на холодном полу, не в силах пошевелиться. Даже не сразу соображаю, что больше ничто не мешает мне подняться обратно на сиденье — тяжесть, придавливавшая меня к полу, исчезла. Вот только…
Способность здраво рассуждать возвращается ко мне только с приступом новой, отрезвляющей боли — мои ноги что-то опутывает. В голове сразу рисуется образ огромного удава или… да, анаконды. Той самой здоровенной змеи, обитающей в джунглях и способной своими «объятиями» переломать взрослому человеку все ребра.