Становление нации. Религиозно-политическая история Англии XVI — первой половины XVII в. в современной британской исторической науке
Шрифт:
Как считает К. Томас, официальная религия никогда не охватывала население страны достаточно глубоко и эффективно: некоторые были просто внерелигиозны, многие ходили в церковь неохотно, некоторым вообще удавалось не ходить ни в какую церковь, и часть населения страны в течение всей своей жизни не усваивала элементарное содержание христианских догм. Степень посещения церкви в XVI–XVII вв. вообще оценить трудно: списки тех, кто ежегодно принимал причастие на Пасху, сохранились очень фрагментарно. Исследователи пишут, что к концу XVII в. в католической Франции 99% населения отмечали Пасху и участвовали в службах: церковь эпохи Контрреформации достигла в этом очень значительных результатов. В Англии же не было чего-либо подобного{569}.
Размеры церквей стали отставать от количества прихожан в приходе, и некоторые церковные здания уже не вместили бы и половины всех прихожан, если бы они вдруг все туда явились{570}. Бедняки не посещали церковь из-за безразличия, враждебного отношения к церкви, или по каким-либо другим причинам, вплоть до отсутствия подходящей одежды, а некоторых бедняков боялись пускать в церковь по санитарным причинам. Состоятельные лица тоже, бывало, не приходили на службы, объясняя это разными причинами:
Как считает К. Томас, в английском обществе эпохи Реформации прослеживается также существование скептицизма как мировоззренческой позиции. О скептицизме в XVI–XVII вв. можно говорить применительно к небольшой группе интеллектуалов-аристократов, на которых повлияли античная философия, аверроизм падуанской школы, в результате чего в Англии появились носители мировоззрения, похожего на деизм, которые отрицали бессмертие души, существование рая и ада, а иногда даже и Божественную природу Иисуса Христа. Вряд ли многие из них были атеистами в строгом смысле слова. Они подражали итальянским гуманистам, французским либертинам, были среди них и своего рода макиавеллисты, считавшие религию полезной по практическим причинам. В XV в. многие скептические верования церковные суды ошибочно расценили как влияние лоллардизма. В материалах церковных судов, как видно, часто осуждались пришельцы, которые не были местными уроженцами и, видимо, не прижились в новой местности. В последующее время таких людей обвиняли также в ведовстве, но выявить какие-либо количественные характеристики распространенности таких явлений трудно{573}.
Рационализация мировоззрения особенно активно происходила в протестантских сектах. В сектах середины XVII в. понятия рая и ада стали превращаться в обозначения внутреннего духовного состояния человека. В 1548–1612 гг. по крайней мере 8 человек были сожжены в Англии за антитринитарные взгляды{574}. Только в 1677 г. наказание за ересь было изменено: вместо сожжения это было теперь лишь отлучение от церкви. Ко времени правления Карла II, как полагал ряд современников, многие в Англии не верили в бессмертие души, особенно в социальных низах. Рост скептицизма в английском обществе, считает К. Томас, мало исследовался историками{575}.
Как полагает К. Томас, не следует романтизировать средние века и преувеличивать единство мировоззрения людей той эпохи, к чему склонны не исторически мыслящие социологи «вроде Э. Дюркгейма». У историков просто недостаточно данных, чтобы уверенно рассуждать о том, в какой степени религиозная вера и сопутствовавшие ей практики стали приходить в упадок в новое время. Возможно, социальные изменения увеличили количество скептиков в XVI–XVII вв., но во все времена, по мнению К. Томаса, влияние официальной религии не было таким полным, чтобы не оставить во сознании людей места другим формам верований{576}.
Религия в общественной жизни в XVI–XVII вв. имела многостороннее влияние. Тем не менее, полагает К. Томас, она не имела монополии в духовной жизни народа, и в некоторых ситуациях с религией могла конкурировать магия. В оценке соотношения религии и магии К. Томас следует позиции Б. Малиновского: «Религия относится к фундаментальным вопросам человеческого существования, а магия всегда обращается к специфическим и конкретным человеческим проблемам»{577}. Магия в народной культуре в Англии выполняла ограниченные функции и была лишь средством преодоления специфических трудностей: защищала от ведовства, предлагала средства от болезней, краж, несчастий в межличностных отношениях, при этом никогда не предлагая всеобъемлющего мировоззрения, объяснения человеческой природы или обещаний будущей жизни в другом мире. Только для небольшого количества интеллектуалов-магов магия представлялась возможным ключом к существованию в этом мире. Маги утверждали, вразрез с реформационными идеями, что сверхъестественные силы можно определенными манипуляциями заставить воздействовать на земные дела. К магам обращались те, кто плохо понимал протестантскую идею о том, человек может помочь себе лишь только личной верой и молитвой{578}.
Среди протестантов, отвергавших магию, были те, кто считал её совершенно неэффективной, и те, кто всё же полагал, что она может наносить вред и в ней действует дьявол, стремящийся захватить душу колдуна и его пациента. Протестанты осуждали и черную, и белую магию, и последнюю считали даже более вредной, так как добрый колдун из благих побуждений всё же прибегал к помощи антихристианских сил. Но тех, кто практиковал белую магию, церковные суды на практике не осуждали столь же сурово. Светское право в статутах Тюдоров против ведовства предписывало жёсткие наказания за колдовство и магию, но только в том случае, если колдуны принесли своей деятельностью видимый физический вред. Магические практики в народной среде обычно трактовались церковными судами как прегрешения морального характера, не отличавшиеся чем-то особенно дьявольским, если речь шла о лечении, заговорах. Как считает К. Томас, степень радикальности того или иного английского протестанта можно оценивать, судя по резкости его выступлений против ведовства — активнее всего ведовство осуждали пуритане. Он не видит признаков того, что отношение англиканской церкви к колдовству накануне
Как пишет К. Томас, до тех пор, пока записи церковных судов остаются в основном неопубликованными, эффективность действий церкви против магии в достаточной степени оценить невозможно. В разных епархиях степень активности священников и церковных старост в преследовании магов и в сотрудничестве с церковными судами была разной. Именно от того, как относились к магам в приходе, зависело, предстанут ли они перед судом. В течение XVII в. упоминания о магах в документах прихода становятся все более редкими. Теперь церковных старост интересовали больше не духовные прегрешения как таковые, а проступки, которые влекли за собой дополнительные трудности и расходы, особенно появление внебрачных детей. В приходе, как правило, если влиятельные прихожане сами пользовались услугами какой-нибудь целительницы, они могла избежать представления в церковный суд, а если такая целительница не ладила с прихожанами, возрастала и вероятность её осуждения. Некоторых лиц в приходе церковные старосты опасались представлять в церковные суды по причине их влиятельности. Если же колдун попадал в руки церковного суда, его дальнейшая судьба тоже зависела от его отношений с соседями, жителями своего прихода. В случае, если колдун отвергал обвинения, от него требовали привести 4–8 свидетелей его невиновности, а это зависело от отношений с соседями. Суд, бывало, происходил далеко от места жительства обвиняемого, так что для привода свидетелей бывали нужны ещё и средства. К. Томас приводит данные за 1567–1640 гг. по Йоркской епархии: за это время здесь рассматривалось 117 случаев колдовства, но обвинение было вынесено лишь в 25 случаях. Наказания в церковных судах были сравнительно легкими, так как после Реформации церковные суды не присуждали к телесным наказаниям в виде порки, как это бывало ранее — исследователи находят только исключительные случаи на этот счет{580}. Наказаниями в церковных судах были большое или малое отлучение от церкви, покаяние. Отлучали только упорствовавших, а остальные должны были покаяться, обычно во время церковной службы при тех, кто на ней присутствовал, или же на рынке в ближайшем городе. В тесно связанном знакомствами традиционном обществе моральный эффект такого наказания, считает К. Томас, был чувствительнее, чем в современном анонимном обществе, но колдун таким образом получал «возможность бесплатной рекламы своей личности» и после этой процедуры фактически, полагает британский историк, мог возобновить свою деятельность с расширившейся клиентурой. Многие колдуны вообще стали избегать явки в церковные суды, и нет свидетельств того, что через 40 дней, как этого требовало законодательство, светские власти заключали их в тюрьму. Как считает К. Томас, духовенство, к тому же, фактически воспринимало колдунов как конкурентов. В ментальности простого человека в XVI в. возникало что-то вроде мнения о том, что, если до Реформации можно было обращаться за помощью к святым, теперь же приходилось обращаться за помощью к колдунам, особенно к тем, которые практиковали белую магию{581}.
Католическая церковь периода Контрреформации безосновательно пыталась связать подъем магии с развитием протестантизма. В постреформационный период в Англию проникли неоплатонические влияния, принесшие с собой интерес к магии, и этим же отличалась идеология эпохи Возрождения, так что сохранение магии в этом отношении не было лишь пережитком католического прошлого{582}.
В XVI–XVII вв., как показал, К. Томас, в английском обществе переживала период расцвета астрология, хотя религия и астрология предлагали противоречившие друг другу объяснения одних и тех же явлений: в то время как христианство рассматривало бури, голод, стихийные бедствия как проявления действия тайных божественных целей, астролог подчинял эти природные явления влиянию движения небесных тел, претендовал на то, что их предсказание подвластно его искусству, а это было угрозой христианским догмам{583}. В тексте Библии были неблагоприятные для астрологии строки в Книге пророка Исайи 47:13–15, где без сочувствия упоминаются вавилонские «наблюдатели небес, звездочеты и предвещатели по новолуниям». Но в противовес этому можно было сослаться на строки из Книги Бытия 1:14, где говорилось о «светилах на тверди небесной для знамений», на пример того, что звезда на востоке вела волхвов в Вифлеем, так что при желании можно было с христианской точки зрения найти обоснования астрологических занятий{584}.
Астрологию активнее всего осуждали крайние пуритане, и они вместе с ней осуждали также достижения языческой науки и арабов. Основной причиной нападок богословов на астрологию было убеждение в том, что астрологи проповедуют астральный детерминизм, несовместимый с христианскими убеждениями о существовании свободной воли. Средневековая церковь соглашалась признать влияние небес на климат, физиологию растений, считала астрологию полезной для сельского хозяйства, медицины, но считала нетерпимыми предсказания, относившиеся к жизни личности и общества, так как это разрушало понятие о свободе воли: звезды могли влиять на тело, как признавали богословы, но не могли затронуть душу. В связи с этим К. Томас высказывает мнение, что протестантизм редко когда составлял препятствие для развития естественных наук, но гораздо сильнее сопротивлялся научному изучению человеческого поведения, хотя астрологи признавали, что их прогнозы являются лишь условными догадками, указывают только тенденцию, и клиент астролога только осознавал, какие возможности для него приоткрываются. Богословы же предупреждали, что в массовом сознании влияние астрологии может способствовать ослаблению моральной ответственности человека, так как люди могли начать связывать свои слабости с влиянием планет. Астрологи утверждали, что их предсказания не противоречат возможности свободы человеческой воли, но на практике людям обычно трудно проводить такие тонкие мыслительные различия. Богословы также допускали намеки, что предсказание будущего может основываться на помощи дьявола. При Эдуарде VI религиозные реформаторы уничтожили часть книг по математике в Оксфорде под предлогом, что это были книги для гаданий: в это время, например, исчезли почти все работы представителей существовавшей в XIV в. в Мертон Колледже школы астрономов. В XVI в. некоторые богословы придерживались мнения, что астролог, математик и колдун — это одно и то же. За колдовскую книгу могла сойти и книга на греческом языке. Все эти предрассудки сохранялись и в течение значительной части XVII в.