Становление нации. Религиозно-политическая история Англии XVI — первой половины XVII в. в современной британской исторической науке
Шрифт:
В начальный период английской Реформации в 1530–40-е гг. в проповедях первых реформаторов был различим интерес к социальной проблематике, звучали надежды на преобразование общественных отношений в соответствии с христианскими принципами (например, в проповедях Хью Латимера), но к 1550-м гг. эта проблематика ушла из проповедей протестантов, сосредоточившихся впоследствии только на духовной тематике. Следствием Реформации, как отмечают Ф. Хил и Р. О'Дей, было то, что право допуска священника в приход и право на взимание в свою пользу десятины были выброшены на рынок, как и другие виды собственности, наводя на мысли о возможности дальнейшего лишения церкви её земель, на что и нацеливались некоторые пуритане. В XVI–XVII вв. экономические трудности делали светских лиц более агрессивными по отношению к церкви. Государству требовались средства на военные цели, и это вело к усилению финансового давления на церковь. Только после гражданской войны середины XVII в. социально-экономическое положение церкви Англии стало приемлемым для большинства духовных и светских лиц{1048}.
В статье К. Кросс «Духовенство и королевская супрематия» обсуждаются вопросы о том, как развивалось понимание королевского верховенства в
Елизавету после восшествия на престол была законодательно утверждена «верховной правительницей» церкви и нисколько не поступалась реальной властью в церкви, но даже епископы в её правление, считает К. Кросс, полагали, что они должны следовать в первую очередь установлениям Писания и подчиняться королеве как главе церкви настолько, насколько её распоряжения не противоречат Писанию{1051}.
В дальнейшем осмыслении королевского верховенства в церкви английскими духовными лицами, по словам К. Кросс, новым проявлением стремления духовных лиц укрепить позицию церкви в отношениях с королевской властью стала проповедь Ричарда Бэнкрофта у собора Св. Павла в феврале 1589 года, когда он утверждал, что епископы, священники и диаконы были в церкви с апостольских времен, и намекал на этот строй как на божественное установление, в отличие от позиции тогдашнего архиепископа Кентерберийского Джона Уитгифта, который в споре с пресвитерианином Томасом Картрайтом защищал мнение, что строй церковного управления относится к сфере adiaphora — второстепенных черт церковного устройства. Утверждение епископата как божественного установления потенциально покушалось на королевскую супрематию в церкви. Духовенство явно опять пыталось повысить свой сословный статус в отношениях со светскими лицами{1052}.
Елизавета насаждала понимание королевской супрематии как управления церковью епископами под руководством короны, а не как правление церковью монархом совместно с парламентом, с чем было согласно высшее духовенство, не считавшее, что церковь должна подчиняться парламенту{1053}. В 1560-е гг. богословы англиканской церкви (например, Джон Джуэл) считали, что монарх может принимать решения в вопросах доктрины, если проявляет к этому способности, и сообщать об этих решениях должностным лицам в церкви, чтобы они действовали в соответствии с ними{1054}. Но в 1590-е гг. в богословской мысли в церкви Англии уже возникла тенденция, которая привела впоследствии к утверждению верховенства парламента во всех государственных делах, включая церковные. Один из создателей англиканства Р. Хукер в своем главном труде «Законы церковного устройства» (The Laws of Ecclesiastical Polity) пришел к мнению, что итоговое решение в церковных делах должно было бы приниматься парламентом, но полное издание труда Хукера было опубликовано только после реставрации Стюартов в 1662 г. Английские монархи до революции середины XVII в. не давали парламенту возможности принимать решения в церковных делах, но при этом держали под своим контролем также и духовенство, в некоторых случаях сами пресекали дискуссии в церкви, угрожая применить против нарушителей спокойствия статут praemunire, что и означало, с точки зрения королевской власти, существование королевской супрематии в церкви Англии. Елизавета и Яков I видели в усилении церкви угрозу своей прерогативе. Но англиканские богословы начала XVII в. были уже не согласны с таким подходом к толкованию супрематии. Церковь, считали они, обладала внутренней духовной властью согласно Божественным заповедям. В том случае, если светская власть требует от церкви чего-то, что противоречит Божественным установлениям, возможно пассивное сопротивление, но не активные его формы в виде бунта — в этом англиканские богословы видели отличие подходов своей церкви от позиции иезуитов{1055}.
В начале 1590-х гг., как отмечают исследователи, в полемике с пуританами королевской властью и богословами церкви Англии стал применяться аргумент, согласно которому церковные прерогативы монарха стали рассматриваться как независимые от парламентского статуарного законодательства{1056}.
Королевскую супрематию в церкви не принимали и консерваторы-католики, и пуритане-радикальные реформаторы, но к концу XVI в. появилось следующее поколение духовных лиц, которое рассматривало королевскую супрематию как средство защиты от всё более усиливавшегося давления светских лиц. При Карле I, считает К. Кросс, как раз под защитой королевской супрематии началось усиление церкви, но монарх стал опираться в церковных делах только на одну арминианскую группировку, действия которой, направленные на усиление церкви, настораживали светских лиц и в немалой степени способствовали нарастанию враждебности по отношению к Карлу I, которая привела к возникновению
В статье И. Лакстон «Реформация и народная культура» автор призвала к активизации усилий по изучению народной культуры XVI–XVII вв. По её мнению, одним из первых среди историков Реформации вопросы о социально-культурном развитии провинциальной Англии реформационного периода стал рассматривать А.Дж. Диккенс{1058}, в трудах которого И. Лакстон находит влияние социальной истории, французской школы «Анналов». И. Лакстон считает продуктивным использование в историческом исследовании методов социальной антропологии и полагает, что необходимо дальнейшее обсуждение познавательного значения социологических концепций для изучения ментальной истории раннего нового времени{1059}.
И. Лакстон считает возможным на основе данных о том, какие книги люди приобретали, читали, писали, определить, какое влияние Реформация оказала на провинциальную культуру, особенно на уровне массового сознания. Она исследовала главным образом источники, происходящие из западного Мидленда и районов западнее Бристоля к северу до Честера.
И. Лакстон соглашается с критерием определения грамотности человека в Англии XVI–XVII вв. по способности подписать своё имя, выдвигаемым Кембриджской группой по истории народонаселения и социальной структуры, который используется для исследований, подходит для статистических подсчетов, и дополняет этот критерий необходимостью выявления тех лиц, которые имели собственные книги. Роль книг в духовном наставлении светских лиц в дореформационный период, отмечает И. Лакстон, была очень ограниченной. Источником религиозных знаний для светских лиц были представители местного духовенства, а по их завещаниям за период 1490–1558 гг. из завещаний 430 представителей приходского духовенства 133 человека (31%) имели книги, при этом 26 человек имели только богослужебные книги. Эти цифры сходны с данными из других регионов Англии того же времени: по материалам из Нориджской епархии, 25% местного духовенства упоминали в завещаниях книги, А.Дж. Диккенс обнаружил в графстве Йоркшир 28% таких завещаний{1060}.
И. Лакстон обращает внимание на то, что в начальный период Реформации в западном Мидленде выявленные случаи протестов против разрушения образов, введения реформированного богослужения, например, в городе Вустере, были связаны лишь с тем, что уничтожение местных святынь приводило к исчезновению паломничества, а это уменьшало доходы городских торговцев{1061}.
И. Лакстон установила, что во второй половине XVI в. в английской провинции увеличение количества лиц, имевших в собственности книги, было всё же незначительным. Привлеченные ею завещания или описи имущества 387 представителей приходского духовенства за 1558–1603 гг. из того же региона в западном Мидленде свидетельствуют, что книги теперь имели 150 священников (39%), а в 1490–1558 гг. их был 31%, но до этого удаленного района дошли комментарии к Писанию континентальных реформаторов Вольфганга Мускулюса, Августина Марлората, Рудольфа Вальтера, а также Кальвина и Буллингера — их имели 10 священников. Появились также сборники проповедей. В завещаниях и описях имущества можно проследить увеличение числа лиц, имевших Библию: она была дома у 20% семей джентри, а также у торговцев, йоменов, ремесленников, в единичных случаях у крестьян{1062}.
Протестантизм, считает И. Лакстон, способствовал распространению грамотности в английском обществе, поскольку во второй половине XVI в. в стране стал расширяться оборот книжной продукции, её номенклатура. К 1580-м гг. среди имевшихся в продаже в Англии книг, наряду с религиозной литературой, были альманахи, исторические романы, книги по юриспруденции, медицине, истории, музыке и кулинарии. Происходили расширение и диверсификация духовных интересов светских лиц, но в этом сказывалось не только влияние Реформации. И. Лакстон считает, что отрицательное влияние ликвидации монастырей и часовен в Англии на развитие образования преувеличено, так как образование и до, и после Реформации продолжало обеспечиваться в значительной степени свободными школами, в которые вкладывали средства частные лица, или профессиональными учителями, работавшими за плату. Итогом изменений в религиозности населения Англии к концу XVI в. в Англии И. Лакстон считает то, что, хотя провинциальная культура на всех уровнях оставалась главным образом религиозной, акценты в ней сместились от преимущественного внимания к ритуализированным визуальным эффектам, как это было до Реформации, к усиливавшемуся интересу к печатному слову, поскольку Реформация требовала прямого знакомства с текстом Библии. Вклад Реформации в провинциальную культуру состоял в том, что она дала стимул развитию более грамотного подхода к религии, в результате чего стало возможным появление к 1640-м г. целого ряда различных точек зрения на богословские вопросы. Подход к религии стал более осознанным, и она стала пониматься как определенный набор верований, а не набор ритуалов{1063}.
Р. Хоулбрук в статье «Протестантский епископат в 1547–1603 гг.: вклад в исполнение пастырских обязанностей» утверждает, что образец деятельности протестантского епископа в Англии в XVI в. был задан в правление Эдуарда VI Джоном Хупером, и при всех его радикальных наклонностях, напоминавших действия пуритан, остался непревзойденным. Хупер проводил очень тщательные визитации, создал в своей епархии систему изучения духовенством текста Писания, в рамках которой в каждом деканстве существовали образовательные кружки, в которых обсуждались сомнительные пункты доктрины. Рвение к служению у Хупера было уникальное, несмотря на консервативный настрой духовенства его епархии. Подобными Хуперу епископами были также ранние английские реформаторы Майлс Ковердейл и Николас Ридли. По богословской подготовленности епископы времен правления Елизаветы, считает Р. Хоулбрук, превосходили позднесредневековых: большинство из них были докторами богословия или получили эту степень вскоре после того, как стали епископами. Многие из этих епископов, правда, имели очень мало опыта служения в приходе. Наряду с личными заслугами, кандидаты в епископы по-прежнему попадали в должность благодаря покровительству. Епископы, как предполагалось, должны были быть после выдвижения благодарны патронам, что имело, в том числе, и материальное выражение{1064}.