Старая тайна, новый негодяй
Шрифт:
Именно это и способствовало тому, что я пропустила удар. Его нанесли мне мастерски в тот самый момент, когда я распахнула дверь своей квартиры. Мне не был виден человек, который держал в руках биту, потому что он стоял слева от двери, прячась за выступом стены. Зато я детально рассмотрела деревянную палку, которая в рекордно короткое мгновение преодолела расстояние между размахом и моим лбом.
Гладкое полированное древко с тремя поперечными полосками, символизирующими цвет российского флага. Совершенный по форме спортивный снаряд, за исключением одного изъяна на самом конце. Там дерево чуть треснуло и пошло в разлом.
Поразительная
Глава 16
— Да не труп, нет! Живой человек! Женщина!!! Живой, говорю! — орал кто-то над самым моим ухом рассерженным голосом Вити Горелова. Затем чем-то громыхнули так, что этот звук в голове моей отозвался страшным звоном. И снова голос Горелова, но теперь уже с нехарактерной для него, плаксивой интонацией: — Вот идиотка чертова! Ну, сказано же было, не лезь ты в эту бодягу!!! Нет, собралась куда-то! Вот издохнет сейчас прямо здесь… Господи, кровищи-то сколько! Дашка, мать твою, ты хоть жива или нет?!
Если я его слышала сейчас вполне отчетливо, то, наверное, была жива. А там, кто его знает, может, это уже не я, а моя душа. Хотя не-еет, с таким чудовищным звоном в голове его могу услышать только я. Душа тут совсем ни при чем. Там, где она, эта самая душа, обитает, обещан вечный покой и блаженство. Ни первого, ни второго что-то не ощущается. Тошнота, дикая боль во всем теле — это да. А вот с блаженством и покоем проблемы…
— Дашка! Ты меня слышишь!!! Я же вижу, как ты губами шевелишь! — заныл мне в самое ухо Горелов, чтоб он провалился с его трубным голосом. — Глаза открыть сможешь?! Они у тебя даже не заплыли, Даш! Удар вскользь пришелся из-за выступа стены, иначе тебя бы сейчас уже анатомировали.
Это называется — утешил!
— Придурок ты, Горелов, — через силу разлепив губы, прошептала я. — Как есть придурок!
— Жива, слава богу, жива! Ты как? Потерпеть сможешь, если я тебя на кровать переложу, а Даш? — Его ручища протиснулась мне под спину. И, не дожидаясь моего согласия, Горелов поднял меня и потащил куда-то. — Во-оот, Дашка, во-оот, сейчас мы тебя уложим. Вот так… Сейчас ребята приедут, осмотрят тут все. Ты куда собиралась-то? Только не вздумай врать, я вижу по одежде, что собиралась куда-то идти.
— В ГАИ, — просипела я через силу. Что-то такое было с моими губами. Они никак не хотели меня слушаться. — Машина… Там…
— А, понял, — обрадованно подхватил Витя. — На тачку свою разбитую поглазеть собиралась. Нашла тоже время. Чего тебе приспичило в такую погоду? С утра туман. Сейчас дождь идет. Холодно. Противно.
— Сколько времени? — смогла я произнести.
— Часа два ты провалялась, если ты об этом, — пояснил догадливый Витя. — Спасибо соседка, Марина, кажется, зачем-то поднялась к тебе. Заметила, что дверь приоткрыта. Начала стучать. Ты не отзываешься. Она дверь толкать, а там твои ноги упираются. Она тут такой вой подняла, нам быстрее звонить. Крутой тут один с первого этажа больше всех метался. Бледный весь, трясется. Любят тебя тут, Даш. И чего в тебе такого,
Судя по голосу, который то звучал рядом, то в некотором отдалении, Горелов маршировал по моей спальне. Может, даже и заглядывал куда из ментовского своего любопытства, потому что пару раз хлопнули дверцы антресолей в моем встроенном шкафу. Пусть смотрит. Найти он там точно ничего не найдет. Потому что и искать-то нечего. Все, что мне и ему сейчас нужно, находится в моей машине. Господи, ключи!
— Витя! Сумка! — простонала я, вспомнив, как положила в нее ключи от моей машины перед самым звонком Аракеляна.
— Что? Какая сумка? Твоя? Где, в прихожей? Я щас…
Он отсутствовал очень долго, а может, это мне так казалось. Ждать в любое другое время было для меня невыносимым испытанием, а в таком плачевном состоянии, как сейчас, и подавно. Оглушительно тикали часы на стене. Никогда не замечала, что они производят столько шума. Чем-то гремел в прихожей Горелов. Причем гремел так, словно пытался разобрать бетонную кладку. Или мне снова казалось…
— Нет там никакой сумки, — пробурчал он угрюмо опять почти в самое мое ухо. Что за манера, честное слово! — За ней, видимо, и приходили. Ключи от тачки в ней?
— Да.
— А в тачке что?
Изворачиваться смысла не было, поэтому я вкратце рассказала ему о визите Натальи в день гибели Волкова.
— Думаешь, им нужна эта бандероль? — мгновенно озадачился Горелов.
— Думаю, да. Раз они за ней уже являлись. — Снова пришлось ему рассказывать о звонке моего шефа. И это все через дикую боль, от которой у меня просто зубы сводило.
— Черт, Дашка! Какого черта ты все это время молчала?! Я, как дурак, ей все рассказал, а она мне ни черта! Разве так поступают настоящие товарищи?! — завопил Горелов и хотел еще что-то добавить, но тут в комнате появился кто-то еще. Я поняла это по звуку шагов и тихому голосу, который приказал Витьке убираться. Причем приказал, весьма не церемонясь в выражениях.
Холодные пальцы коснулись меня за ушами, чуть надавили и начали медленно съезжать по моему черепу к затылку.
— Больно тут?
— Нет. Общее состояние так себе, но там точно не болит.
— И слава богу. Давайте-ка мы вас умоем для начала.
И тут началось!..
Мне выстригали волосы. Чем-то поливали на лицо и голову. От этого щипало кожу головы и в глазах так, что я тихонько повизгивала. Громче я просто не могла, но очень хотелось. Кажется, даже накладывали швы и без конца обкалывали. Когда накладывали повязку, я даже скулить уже не могла, сил просто ни на что уже не осталось. Потом меня попросили открыть глаза. С третьей попытки мне это удалось.
— Тошнит? — Прямо перед собой я увидела приятное мужское лицо с чеховской бородкой. — Проследите за моими пальцами… Порядок! Вашей девушке несказанно повезло, Виктор. Легкое сотрясение всего лишь.
— Откуда же столько крови? — снова обеспокоился Горелов.
— Сильно рассечена кожа головы. Рассечение довольно глубокое, отсюда и обильная кровопотеря. Но, думаю, все будет хорошо. Пару дней постельный режим, а там на перевязку к нам привезете. Ну, милая! — Его лицо снова склонилось к моему. Удивительно приятное лицо, черт возьми. И губы такие… Такие чувственные, которые так комично двигаются, когда он выговаривает. — Всего вам хорошего!