Старая Земля

Кайм Ник

— Ты приказал нам ждать второго сигнала, военачальник, — напомнил Кернаг, и от оттенка уязвленной гордости в его голосе у Медузона вскипела кровь.

— Но вы все же вступили в бой. Похоже, ваши намерения ждать претерпели изменения.

— Пользу для чего? — спросил Равт,

— Что, фратер? — уточнил Медузон, не понимая сути вопроса.

— Ты сказал, что корабли Мора принесли бы нам пользу. Для чего, военачальник?

— Для следующего сражения. Для чего же еще? Нам

предстоит атаковать еще несколько патрулей. Не может же Тибальт Марр следить за всеми ними.

— Разумно ли это? — усомнился Равт, не в силах скрыть своего изумления, а вероятно, и не желая скрывать.

В его сомнениях Медузон увидел стремление к лидерству.

— Единственное, что нам остается, — идти вперед. Мы должны наращивать силы, приобретать новых союзников. Игра в прятки ни к чему не приведет.

— Значит, будет новое собрание, — сказал Кернаг, очевидно, имея в виду полученное от Ауга извещение.

— Риск нашего уничтожения с каждым разом возрастает, — заметил Аркборн, и его дергающаяся рука выдала сильное раздражение.

— Я готов рискнуть всем, лишь бы избежать постепенного исчезновения, — заявил Медузон. — И я должен знать, пойдете ли вы со мной, с легионом.

— Мы выполняем волю Горгона, — сказал Аркборн.

Военачальник нахмурился:

— Что это значит?

— Мы следуем его приказам и только его воле.

— Ты выражаешься фигурально, Рааск?

— Легион — это он. Горгон теперь говорит с нами.

Шадрак помнил, что из всех железных отцов лидер клана Фелг пострадал больше остальных. Ранения, полученные в ходе крестового похода и после него, не оставили в нем почти ничего человеческого, а заменившие плоть машины нуждались в срочном ремонте.

— Кулег? — Медузон обратился к Равту на тот случай, если Рааск утратил не только тело, но и разум.

— Через три дня, сказал нам Ауг, — отозвался тот, избегая незаданного вопроса.

Если последние слова и смутили его, под шлемом военачальник не мог этого заметить.

— Через три дня. Безопасное место будет обозначено в следующей шифровке, — подтвердил Медузон, предпочитая не заострять внимание на своих подозрениях.

Равт кивнул. Вслед за ним кивнули и все остальные, и после этого гололиты отключились.

Военачальник повернулся: триумфальный зал без мерцающих изображений вновь окутался полумраком.

Вулкан не двигался, только его глаза сверкнули из темноты. И он ничего не сказал, хотя Шадрак знал, что примарх услышал все, произнесенное Аркборном.

«Горгон теперь говорит с нами».

Медузону необходимо было проконсультироваться со своим советом и, наверное, с Аугом. Избранная Длань мог поделиться с ним своими соображениями. Кроме того, их последняя встреча слегка встревожила военачальника. Он вышел, предварительно известив примарха, что один из воинов будет ждать поблизости, чтобы отвести его и его сынов в отведенное помещение.

Вулкан

так ничего и не сказал. Он лишь кивнул, давая понять, что все слышал и понял, но его кулаки были крепко сжаты.

Для Змиев отвели одно из помещений казармы. Аскетическое по своему убранству, оно все же предоставляло обитателям несколько коек, санитарную кабинку и оружейную, где можно было позаботиться о снаряжении и, если потребуется, разместить броню.

Гарго возился с копьем, взятым с гравицикла на Ноктюрне. Он намеревался укоротить древко и заострить наконечник. Испытывая подачу энергии, он послал импульс в лезвие и нахмурился.

— Расщепляющее поле ослабло, — пробормотал он. — Жаль, что поблизости нет кузницы.

— Я не сомневаюсь, что на этом корабле достаточно кузниц, — сказал Зитос.

Он рассматривал отпечаток кулака в латной перчатке, белеющий посреди угольно–черной металлической стены,

— Тогда жаль, что нам они недоступны. — Гарго напряг грубо сделанную бионическую руку и повернул ее в плечевом суставе. Соединение раздраженно зажужжало. — Это тоже необходимо подправить, — добавил он, обнаружив, что выпрямить руку удается с трудом.

Зитос, не отрываясь, продолжал рассматривать символ.

— Он сказал: «Горгон теперь говорит с нами». Это точные слова Аркборна.

— Может, это образное выражение? — предположил Гарго.

Зитос отверг эту мысль, резко тряхнув головой:

— Воины Железной Десятки очень прямолинейны, Иген. Я редко слышал, чтобы они выражались образно.

Абидеми кивнул. Он сидел на одной из усиленных скамей и втирал масло в лезвие и зубцы своего меча, в чем не было необходимости. За последнее время ему не попалось ничего, что могло бы затупить оружие, но он неуклонно следовал воинской привычке.

— Я тоже слышал его, но решил, что неправильно понял. Но все равно это интересно, братья. Этого же не может быть. Феррус Манус мертв. Я видел, как он погиб. — Его голос ослаб, словно приглушенный тяжкими воспоминаниями. — Правда, я находился далеко оттуда.

Это видели многие легионеры на Истваане, как предатели, так и преданные. До того дня примархи считались бессмертными. Считалось, что их нельзя убить. Их считали богами, хотя в то же время сама эта концепция отрицалась. Фениксиец опроверг расхожее мнение. Фулгрим возвышался над своим братом с клинком, поднятым, как топор палача. А Горгон стоял на коленях посреди моря своих мертвых сынов, не сумевших его защитить. Окровавленный, сломленный, пылающий бессильной яростью.

Смертельный удар рассек шею и отделил голову от туловища.

То, что последовало потом, возродило веру в божественную природу сынов Императора.

— Мне кажется, я почувствовал гибель Горгона, — сказал Абидеми.

Гарго отложил копье.

— Опустошительный шторм, — подсказал он.

— А потом… ощущение потери, — добавил Зитос, все еще не отрывая взгляда от символа на стене. — Здесь чувствуется какая–то дисгармония, и началась она с гибели Горгона.

— Железо еще никогда не было таким хрупким, — согласился Абидеми, забыв о лоскуте промасленной кожи.