Stargate Commander: История "Рассвета"

Черный Александр Михайлович

Глава 25. Чистосердечные признания облегчают понимания (продолжение).

Теперь мы с Анькой поменялись ролями.

От самого убытия Мигунова с Юлькой с мостика и до самого отбытия их «прыгуна» с борта «Авроры» в помещении Центрального поста царила абсолютная тишина. За всё то время, что тем двоим понадобилось для перехода в ангар, посадку в «прыгун», предстартовую подготовку, вылет и отход на безопасную дистанцию, мы с Рыковой не проронили ни слова. Зато теперь, кажется, настало время поднять чрезвычайно важные вопросы, которые касались, без сомнения,

всех нас.

Дождавшись, пока на оперативном экране отметка «прыгуна» начнёт отходить на безопасную дистанцию от борта «Авроры», я жестом указал Аньке на кресло оператора передо мной. В ногах правды нет. А разговор предстоит не из простых.

Это поняла и Рыкова. Поняла, но тут же дала понять и мне, что вертела она всю эту непростоту на одном валу с околорелятивистскими угловыми скоростями. Всё той же фирменной походкой «от бедра», на ходу расстёгивая накинутый на голое тело китель, прошла до кресла, развалилась в нём и закинула ногу на ногу, небрежно откинув полы куртки. Всем своим видом давала понять, что если и не является хозяйкой положения, то уж точно не считает хозяином меня.

Томить театральными паузами не стал. У нас и без того много времени уходит не по делу.

– Рассказывай, – велел я. – Как ты докатилась до такой жизни.

Рыкова не стала ломать комедию и деланно удивляться, какую такую докатку я имею ввиду. Для нас двоих всё очевидно, как устройство электровеника.

– А то что? – хмыкнула Анька. – Выкинешь в открытый космос?

Я пожал плечами.

– Как вести себя будешь. Возможно, для начала прострелю колени.

Биолог фыркнула в голос, будто бы слышала такие угрозы по десять раз на дню и привыкла к ним, как к утренней чистке зубов.

– Мне предстоит решать задачу, равную которой не мог вообразить никто из всех тех, кто хоть малость связан с проектом «Звёздных врат». И я должен знать, стоит ли рыпаться вообще, или всё настолько хреново, что меня порешат во сне и я даже пикнуть не успею. Ты на чьей, вообще, стороне?

Анька смерила меня взглядом.

– Самодостаточности тебе не занимать, – собеседница подпёрла скулу кулаком. – Но порой тупишь, как блондинка перед танком. По-твоему, моих намёков тебе недостаточно?

– «Намёков»? – переспросил я. – То есть, если мы несколько раз потрахались, то у нас любовь до гроба? Не смеши мои подсумки. Я быстрее поверю, что на меня королева рейфов западёт.

Рыкова замялась и отвела взгляд.

– Ну… «любовь до гроба» – громко сказано. Во всяком случае, ты мне… ну… не то, чтобы нравишься… но не могу сказать, что прошедшая ночь была ошибкой.

Приступ косноязычия можно списать как на некоторую толику смущения, так и на идеально отточенную актёрскую игру. Пока рано делать выводы.

– Мне необходимо знать, чем ты дышишь, – повторил я. – Мы все оказались в одной лодке. Одним веслом гребём и одним веслом огребаем. Если в твоих планах завалить всю экспедицию…

Рыкова резко вернула на меня ставший невероятно острым и тяжёлым взгляд.

– Я действительно выгляжу как сука? – с нотками нескрываемого желания причинить тяжкий вред перебила она.

– А разве нет?

Я не из тех, кто выбирает выражения даже в общении с противоположным

тоном. Лебезить этикетом можно в наземной обстановке, но никак не в условиях, когда в открытую подозреваешь кого-то в ненадёжности. Хочет обидеться на недоверие – туда и дорога. Но если у человека действительно все шарики за роликами и кукуха на месте, он поймёт, откуда такое неверие. В особенности, если учесть принадлежность агента передо мной.

– Люсианский союз – тот ещё сброд, – произнёс я. – И за большие заслуги перед Галактикой туда не принимают. Хапни мои соболезнования, если обидел, но мне слишком хорошо известна внутренняя кухня этих ушлёпков. Я сейчас не судить тебя собрался и не приговоры выносить. Если мы собираемся работать рука об руку, я должен знать, насколько могу доверять тебе. Пока поводов для доверия немного. Сорян, но твои постельные умения ещё не показатель.

Жёстко? Возможно. Некультурно? Не исключено. Оскорбительно? О, да. Но разговаривать в другом ключе с агентом союза сейчас не могу. Или я провоцирую её на ответную агрессию и устраняю как очевидную угрозу, или мы сейчас договариваемся, потому что наши жизни важней наших же политических, социальных и прочих разночтений во взглядах на жизнь.

– И что же ты хочешь знать обо мне, мой милый? – до тошноты притворным голоском нежно протянула Анька. – Как я попала в Союз? Или сколько лет я в нём тусуюсь? Может, тебе координаты, явки и пароли подавай? А если…

Юродствовать можно до бесконечности долго. Я и сам люблю под настроение включить дурачка. Но время идёт. А у нас в списке первоочередных задач внештатная ситуация на внештатной ситуации и внештатной ситуацией погоняет. Я предпочёл форсировать события.

ПМ из кобуры перекочевал в руку, большой палец полоснул по предохранителю и заученным за сотни сожжённых на тренировках выстрелов взвёл курок. При наличии патрона в патроннике этого достаточно, чтобы произвести выстрел.

При наличии. Это важно.

– У меня мало времени, – проинформировал я, опуская оружие дульным срезом в пол. – Юродствовать будем после того, как разберёмся с угрозами. Сейчас ты – в списке приоритетных угроз. Агент Люсианского союза, балующийся «кассой», целью которого при внедрении было явно не транспарантом с лозунгами нас поддержать. Я быстрей поверю, что Орай чирлидерами заделаются и с помпонами нам будут «казачка» отплясывать. Поэтому давай сократим лишнюю воду и все дела.

Дальше произошло примерно то, что я и ожидал.

У Рыковой на поясе самой был ПМ. В такой же точно открытой кобуре, как и у меня. И манипуляции ей необходимо произвести ровно те же самые, что и мне. Вот только делать она этого не стала.

Полностью игнорируя наличие на поясе пистолета, Анька встала с кресла и уверенной походкой, печатая шаг, разве что не по-строевому, подошла в упор к моему креслу. Крепко обхватила ПМ за рамку и наставила его себе на грудь. И по фигу, что не в область сердца. Выстрел из пистолета в упор, когда дульный срез касается кожи, а вслед за пулей в раневой канал врываются раскалённые пороховые газы под давлением, практически не оставляет шансов на выживание. Особенно, если поражение в области грудной клетки. Проходили.