Старинная гравюра
Шрифт:
Ворон слетел на журнальный столик, положил на поднос кольцо, несколько раз расправил и сложил крылья, походил по столу, клюнул мой кусок торта и ответил:
– Я по делу. На днях приползла наша змеюка, вся из себя обиженная, и начала жаловаться, что род людской потерял страх, стал её обижать и потребовал у Одина защиты от него.
Тут ворон вытянул крыло в мою сторону:
– На ваше счастье, вслед за ним появился Фрейр и рассказал, как всё происходило на самом деле. Один рассердился и только хотел устроить Змею хорошую трёпку,
С этими словами ворон вылетел в форточку, и она захлопнулась сама собой.
Я взял с подноса кольцо, покрутил его: по ободку шли старинные письмена. Положив кольцо обратно на поднос, посмотрел на Хель. По её щекам текли слёзы.
– Что случилось?
– Йормунганд будет мстить тебе. Он знает, что мне его угрозы не страшны. Зря я всё это затеяла.
– Я его не боюсь. И рад, что познакомился с тобой. Не зря говорят, что тот вооружён, кто предупреждён, но не могла бы ты рассказать мне больше, чем я знаю сейчас. Я чувствую, что ты поведала не всё. И, кстати, что это за кольцо?
– Вот с него мы и начнём. Это, как видеотелефон, для прямой связи с Одином. Принеси мне, пожалуйста, какую-нибудь ёмкость с чистой холодной водой.
Я пошёл на кухню, налил в большую пиалу холодной воды и принёс в гостиную. Хель взяла у меня пиалу, поставила на журнальный столик, бросила в воду кольцо, придвинула к пиале три горящие свечи и что-то произнесла на незнакомом мне языке. Вода в пиале забурлила, покрылась радужной плёнкой, потом вновь стала прозрачной, и в этой обновлённой жидкости (почему-то именно это слово промелькнуло у меня в голове) появилось лицо мужчины.
Не старое и не молодое, это было лицо воина, закалённого в бесчисленных битвах, не умеющего прощать и просить пощады, не боящегося ничего и никого. Это было лицо настоящего викинга, каким бы я нарисовал его, если бы умел.
– Здравствуй, Хель. Ты загостилась у людей, девочка. В твоём царстве беспорядок и смута. Змей рвёт и мечет. Плохие последствия может иметь твоя любовь к смертному.
– Приветствую тебя, Один. Он – не простой смертный. Он из рода Хранителей. Он - историк. Он говорит на нашем языке. И он не умер после укуса Змея.
– Любопытно, никогда не слышал о таком одновременном сочетании совпадений.
– Один внимательно посмотрел на меня и нахмурился. Видимо, то, что он увидел, ему очень не понравилось.
– Лучше убить его, ты пострадаешь и забудешь, нет?
– Не смей даже произносить эти слова! Я люблю его и никогда, слышишь, никогда не причиню вред ему и его семье.
– Так я всё себе и представлял. Фрейр не ошибся, когда
Вода опять покрылась радужной плёнкой, забурлила и успокоилась. Теперь от неё шёл пар, словно она только что вскипела.
Лист четырнадцатый.
Мы молчали. Хель плакала, не вытирая слёз. Я не знал, как и чем её утешить. Один сказал всё четко и кратко, словно отдал приказы, как обычно делал на полях сражений.
– Мне надо возвращаться. Ты всё слышал,- печально произнесла Хель.
– А мне нельзя с тобой? Как тогда?
– Нет. Ты можешь попадать только в гравюры, потому что именно они связывают тебя с домом, с тем местом, куда ты можешь возвращаться. Оторвавшись от него, ты навсегда заблудишься в моём мире.
– Когда ты уйдёшь?
– На рассвете. А сейчас я отвечу на твои вопросы, ты имеешь право знать все ответы.
Я разлил оставшийся глинтвейн по бокалам, передал один Хель и сказал:
– Мы сейчас выпьем за нашу скорейшую встречу!
– Хорошо, я согласна.
Нежно зазвенели соприкоснувшиеся стенки бокалов, я проглотил содержимое одним глотком. Потом прошёл в угол гостиной, взял спрятанную за портьерой гитару и сел на диван.
– Я не знала, что ты играешь на этом инструменте. Что это?
– Это гитара, она похожа на твою арфу, но не волшебная. Люди сами извлекают из неё мелодии. Я хочу подарить тебе одну песню, чтобы ты забрала её как память обо мне. Это женский романс, но мне кажется, что сейчас она хорошо подходит к нашей ситуации, ты поймёшь, почему.
Я провел рукой по струнам, проверил, хорошо ли настроена гитара, и запел:
Мессир, у Ваших ног сейчас созданье Ваше.
Прошу простить меня за резкость этих фраз.
И пусть рожденья миг в цвета бордо окрашен,
Шепчу «Я вас люблю» уже не в первый раз.
Впервые встретив Вас, я поняла – пропала,
А холод черных глаз казался мне родным.
Я сонмы свитков, книг о Вас, Мессир, листала,
Довольствуясь порой свиданием ночным.
Кружа, как волк вокруг, порой вдали иль близко
Меня хранили Вы от смерти, от себя,
Шепча, что пали уж и так Вы очень низко,
Любовь и боль свою лелея и кляня.
А я в запой тома о Дракуле читала,
Молила приобщить Вас к вечности меня.
Обиды и отказ я Вам, Мессир, прощала,
Во всех проблемах Вас, лишь Вас, Мессир, виня.
Шли дни, года. А Вам они казались мигом.
Я выросла, Мессир, лишь только Вас любя.
Уйти решились Вы, меня оставив с миром,