Старинный лад. Собрание стихотворений (1919 - 1940)

Коплан Борис Иванович

Элегия

Мне не раскрыть своей печали, Мне не понять своей любви. Куда дни юности умчались, И отчего душа в крови? Что с каждым днем душа стареет, И меркнут очи, видя тлен, И так мне хочется скорее, Скорей познать бессмертный плен. Не в силах раннюю усталость Трудом и волей побеждать. Что ж в этой жизни мне осталось? Признанья ль позднего мне ждать, В друзьях ли разочарованья, Или духовной нищеты, Иль рокового расставанья У заколдованной черты?.. Март 1928

* * *

Дни без счета трачу, Жизнь мне нипочем. Отчего же плачу О себе самом? Отчего в исходе Тяжело дышать? Отчего исходит Кровью вся душа? Оттого, что выше – Голубая твердь. Оттого, что слышу – Как ликует смерть. Март 1928

* * *

Было нам хорошо

идти Рука об руку в даль времен. Вихри знойные закрутить Не могли горящих знамен. Ударяли литавры в грудь, Трубы славили жизнь-борьбу… Как бы в будущее заглянуть – Разошлись бы морщины на лбу… Май 1928

Жене

То не чайки сверкают вдали На раздолии Волги широкой, Не сребристые корабли На восток убегают далекий – Улетают мысли к тебе, Белокрылые мысли о неге, И высок их полет, как Тибет, И быстрей самолета элегий. То не темные Жигули К облакам простирают ладони, Не крикливые журавли Вдаль стремятся от хищной погони – Устремляются взоры мои В ту страну, где я слышу: одна я… Я вернусь и скажу: напои, Утоли мою жажду, родная. 24 сентября 1928 Волга

* * *

Н.Н. Столову

Загорелась полночная искра Над ушедшим во тьму курмышком. Из далекой страны до Симбирска Эта искра пришла пастушком Златорунного стада овечек, Бесконечных ночных луговин, Чтобы горе принять человечье, Как велел Человеческий Сын. Город спит – и не видит, не слышит, Что творит в поднебесье Пастух, Как стремится туда – всё выше, Обитает где горний дух. 28 сентября 1928

Детские стишки

1.

Стало в комнатке светло, Стало в комнатке тепло, А на нашей улице Высохли все лужицы. С крыши снег не будет капать. Санки надо спрятать, папа. А на крыше воробушки – чик-чирик; Хорошо им на солнышке – чик-чирик.

2.

Мячик беленький скок-скок Укатился в уголок. Зайка-паинька с звоночком Раньше бегал по лесочкам, А теперь сидит, дрожит, Колокольчиком звенит. С ним барашек очень дружен. Раньше бегал он по лужам, А теперь кричит: бе! бе! Я бегу, Лоло, к тебе.

3.

Посмотрите на картинки: Вот плетеночки-корзинки, Вот лопатка и совок, Ослик, козлик и цветок.

4.

Распустились в канавках кувшинки, Запушились ивы и вербы, Первоцветы сронили росинки На весенние травы-былинки, И росинки блестят, словно перлы. <Конец 1920-х годов>

Волжская песенка

Машет мельница крылами, Словно спорит с облаками. Ай-люли, ай-люли – Многоцветны Жигули. С нетерпеньем пристань ждет, Пароход как подплывет. Ай-люли, ай-люли – Пароход идет вдали. Хлебом полон пароход, Капитан его ведет. Ай-люли, ай-люли – Не застрянет на мели. Чайки реют над волнами, Отдыхать садятся на мель. Ай-люли, ай-люли – Любят чайки Жигули. 9 октября 1929 Симбирск

Шавань

I

Сказать так много нужно мне, А я молчу, как лес. Ты там мечтаешь о весне, Чтобы твой друг воскрес. И я воскресну, может быть, Скорей, чем жду я сам. А ныне, волею судьбы, Брожу я по лесам. Зеленых звезд полярный путь Томительно далек. Но сладка скорбь, но сладка жуть Среди лесных дорог. И встреча зорь, и блеск снегов В долах глухих озер, И вереницы облаков Чаруют жадный взор. Карелия, изгнанья край Ты мне на много ль лет?.. Придет, придет моя пора Сказать неволе: нет!.. Дух бодр мой, плоть пусть немощна! – Я тяжесть дней снесу… Я о тебе, моя жена, Молюсь один в лесу.

II

Душа и мысли дома, далеко; Взор грязных нар совсем не замечает, И шуму, крику слух мой не внимает, И словно предо мной волшебною рукой Раскрыта дверь туда, где дышится легко. Я вижу милую: она меня ласкает; С ней мальчик наш – любимый наш сынок… И музыка в ушах поет и не смолкает, И – я не здесь лежу – лежу у милых ног, И вновь жена меня на радость обрекает. 19 апреля 1931

III

У истоков реки я о чуде молил, Заклиная и небо, и землю; И безумными были заклятья мои; Я молился, рассудку не внемля. Мне казалось, что ветер и солнце со мной Разделяли безумье и горе; И река посылала волну за волной На скитанье в холодное море. Вся природа внимала страданьям моим… Ты слыхала ль, подруга родная, Как у тихой реки я о чуде молил, Небо, землю и всё заклиная… 21 мая 1931

IV

Мгновеньями я был в вражде, В бореньи с фатумом пугливым; Я ночь будил немым призывом К забытой в космосе звезде. 22 октября 1931

V

Мы стоим в первобытном тумане На заброшенной в космос земле… 9 ноября 1931

VI

Шавань, Шавань! Эпохой Мадлэн Мы назвали тебя в горькой доле. Там впервые в болотистой мгле Нам мерещился призрак воли. Мы за призраком этим гнались, Об этапной тоске забывая, И душою парили ввысь, О чудесном спасенье мечтая… Жутко вспомнить: на озере Выг Я тебя дожидался в изгнанье; Умереть

я готов был за миг, Лишь за миг вожделенный свиданья. 20 августа 1932

Симбирск

Посвящается Софьюшке

I

Мне хочется только с тобой говорить, С тобою читать и смотреть на мир. Без тебя – я в тоске от зари до зари, Без тебя – я беден и сир. Довольно разлуки! Я был не прав, Бросая упрек в небеса: Мне не надо искать тепла у костра И рвать на себе волоса. Я жду… Ты придешь, великий мой друг, Чтоб лаской меня согреть. Угрозы не страшны мне зимних вьюг, Далеко болотная бредь. Я жду, чтобы новую жизнь начать (И ты, и Алеша – со мной), Чтоб конец положить одиноким ночам И вражду прекратить с землей; Чтоб в любимом труде снова радость узреть, Чтобы с Фатумом кончить игру. Я жду… Ты придешь, чтобы лаской согреть, Мой великий, мой солнечный друг. 25 октября <ноября> 1931

II

К ногам твоим упасть с мольбою – Простить меня за тяжкий бред; И в тихом городке с тобою Забыть обиды мутных лет; И так зажить, чтобы ты знала Лишь радость неги и труда, Чтобы душа твоя звучала, Как не звучала никогда. 16 декабря 1931

III

Ветер траурным сторожем мчится По кладбищу, качая кресты. И встают незнакомые лица Из-под снежных могильных простынь. И истленными машут руками, Отгоняя предутренний сон, И чуть слышно звенят венками, Вспоминая печаль похорон. Стая воронов спит на ограде – Гости частые сирых могил – А над ними мигают в плеяде Очи ясные горних светил. Там в овраге завыла волчица… Или это почудилось мне?.. Стынет кровь… Сердце пойманной птицей Бьет тревогу в ночной тишине. Но смотри! Фиолетовой зорькой Заиграли венки и кресты: Это солнечный луч небостворки Распахнул для земной нищеты. Стало радостно в городе мертвых. Никнут страх и тревога в груди. У могил, в пробудившихся ветлах, Ветер, утро встречая, гудит. 23 января 1932

IV

Всё разумно в подлунной природе: Оттого я и духом не пал, И служу на крахмальном заводе, И не сетую: жизнь глупа. Привыкаю в космическом плане На судьбу человека взирать. Волга течь никогда не устанет, – Мне же время придет умирать. Я умру не в Симбирске, конечно: Жизнь (пусть трудная) – вся впереди, Лишь бы совесть была безупречна И любовь не иссякла в груди. Часто путь моих мыслей мне странен, И грядущее вижу во мгле, Словно я – в первобытном тумане На заброшенной в космос земле. Это – тягостный след одиночки, Но и он пройдет, как зима, А теперь – зеленеют почки И весенний струят аромат. Рано утром иду за Свиягу На завод, а жена – на базар. На реке серебристою влагой Хорошо освежить глаза. И отрадно домой возвращаться (Пусть устала от цифр голова) – Я не знаю большего счастья, Как с любимыми бытовать. Я решаю: изгнанье – награда, О какой я мечтать не смел. И видение Ленинграда Словно было мне только во сне. 14 мая 1932

V

Всей прелести не передать Ни стихами, ни полотном: Вечерняя Волга! Вода Трепещет в ковше золотом. Неслышно плывет пароход – Феерический транспорант, – И тянутся в небосвод Затопленные острова. Невестами реют сады, Весенний пьют аромат; Навстречу им с каждой звезды, Как с лиры, струится романс. И чудо творит соловей – Великий контрапунктист, – И вторит ему Лорелей, И в трелях рождается Лист. В такие минуты забудь Обиды и суету! Восторженно дышит грудь, И жизнь, и любовь – в цвету. 16 мая 1932

Мелекесские ноктюрны

I

Ночь сошла. Но не хочется лечь. Побеседовать, что ли, с собой, Или сон моих милых стеречь? Тишина. Лишь сверчок за трубой (Русской печи певец-соловей) Развлекается речью своей. Вдохновенно пирует луна На космическом празднике звезд. Опьяненной душе не до сна: Чует творчества сказочный рост, Приближение чует поэм. Я стою, очарован и нем. Vita nova… Скажи, Мелекесс, Ты случайно ли встал на пути, Или волей благою небес Суждено, наконец, мне найти В дни изгнанья спокойный очаг, Словно в бурю желанный маяк. Далеко суета городов С «человеческою клеветой». Снова верить я жизни готов, Упиваться ее красотой; Больше плесени нет на душе. Хорошо мне в моем шалаше. Пусть шалаш, пусть изба – всё равно: Бог с тобою, богатство столиц! Солнце ласковей смотрит в окно, Веселей щебетание птиц Здесь – в деревне, где счастье – со мной, Где живу неразлучно с женой. Чуждый зависти, чуждый измен, Я дышу полной грудью теперь. Я забыл ужас каменных стен, Мне не снится чугунная дверь… Здесь, где светлый течет Черемшан, Отдохнет от тревоги душа… А потом – снова, жизнь моя, в путь, За миражною славой труда! Снова к людям, в столичную муть (Неизбежная то череда). Но – мужайся! Достанет мне сил, Что в изгнании я накопил. 17 ноября 1932

II

Вечер входит в избу стариком. Здравствуй, дед! мы тебя ожидаем. Сядь, погрейся за нашим чайком! Побеседуем иль помечтаем. А не то – почитаем Завет – Пятикнижие или Пророков; Иль послушай скрипичный концерт, Или «Снежную маску» Блока. Сказку нам расскажи перед сном, Поделись своим опытом старым. Тридцать минуло лет: о былом Нам пора начинать мемуары. Ладно, дед, ты, как видно, устал, – Сладко дремлешь под мирное чтенье, И во сне что-то шепчут уста И с улыбкой встречают виденья. (Сны) …Тени милые реют вдали, Словно прячутся за облаками. В беспредельность идут корабли, Неземными водимы руками… Вдруг зеленые вспыхнут глаза Зверя страшного. Огненным шаром Пронесется, грохоча, гроза, И земля вся займется пожаром. Но нежданно сады расцветут, Соловьи запоют о любимой, И душа улетит в высоту За Легендою, вечно творимой. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Вечер в ночь превращенье свершил. В окна блещут снегов аметисты; Звезды каплют с небесных вершин, Лунный свет – на иконе Пречистой. 11 декабря 1932