Стародубская война (1534—1537). Из истории русско-литовских отношений
Шрифт:
В упомянутом выше разряде «от литовской украины», датированном июлем 1528 г., назван и кн. М. В. Горбатый (носивший прозвище «Кислый» или «Кислица»): вместе с татарским князем Федором Даировичем и другими воеводами он стоял в Торопце 38 . Еще более крупные силы, судя по разрядной росписи, были сосредоточены в Вязьме 39 . Очевидно, военные приготовления русских воевод в непосредственной близости от литовской границы вызвали появление слухов, подобных вышеприведенному.
38
РК 1598. С. 72.
39
Там же.
Вероятно, в связи с этим не состоявшимся вторжением 28 июня 1528 г. из канцелярии Великого княжества были разосланы господарские «листы» «до мест пограничных московъских»: Браславля, Полоцка, Витебска, Орши, Дубровны, Могилева и др. 40 Можно предположить, что эти «листы» содержали инструкции державцам пограничных крепостей
Напряженность в отношениях двух соседних держав сохранялась и в последующие годы, выразившись, в частности, в форме своеобразной «войны титулов». Она началась зимой 1530 г. (а не в 1531 г., как полагал Л. Коланковский) и продолжалась до весны 1532 г. Еще в конце октября 1529 г. в грамоте, посланной в Литву с Б. Голохвастовым, титул Сигизмунда был написан полностью, а уже в послании королю от 17 февраля 1530 г. Василий III именует его сокращенным титулом: «король полский, и великий князь литовский и жемотцкий и иных» 41 .
40
РГАДА. Ф. 389. Оп. 1. Кн. 14. Л. 371 об. — 372.
41
Сб. РИО. Т. 35. С. 802 и 821. Тот же сокращенный титул использовался в мае и декабре 1531 г. (Там же. С. 837, 842, 845).
Напрасно Л. Коланковский усматривал в пропуске в господарском титуле наименования «русский» притязания Василия III на древнерусскую столицу — Киев 42 . Во-первых, этому противоречит хронология: сокращение королевского титула московская сторона стала практиковать с февраля 1530 г., а слухи о намерении Василия III захватить Киев появились в 1531 г. и усилились, как мы увидим, во второй половине 1532 г., когда московская дипломатия уже вернулась к употреблению полного титула Сигизмунда. Во-вторых, легко убедиться, что «уменьшение» титула литовского господаря состояло вовсе не только в пропуске слова «русский»:
42
Kolankowski. S. 98 i przyp. I.
| Полный титул (1529, 1532 гг.) | Сокращенный титул (1530—1531 гг.) |
| « великому государюЖигимонту, королю полскому и великому князю литовскому, рускомуи прусскому, жомотцкому и иных» 43 (выделено мной. — М. К.). | «Жыгимонту, королю полскому и великому князю литовскому и жемотцкому и иных» 44 . |
43
Сб. РИО. Т. 35. С. 802. В 1532 г. после «жомоитцкого» прибавлено еще «и мозоветцкого» (Там же. С. 857).
44
Там же. С. 821, 831, 837.
При этом каждый случай сокращения королевского титула имеет в посольской книге свою мотивировку: «А тител убавлено того деля, что король писал не сполна…, не написал «милостью божиею» и «великого государя», — или: «тител умалено по предним грамотам, что король наперед того писал имя великого князя не сполна» 45 . Таким образом, в данном случае имело место взаимноеумаление титула. Безусловно, это свидетельствует о натянутых отношениях обеих сторон, но не дает оснований говорить о чьих-либо территориальных претензиях.
45
Там же. С. 831, 837.
В начале 1530-х годов власти Великого княжества Литовского вновь испытывали тревогу по случаю возможного нападения Москвы. Но если в 1528 г. вторжение ожидалось на полоцко-витебском рубеже, то теперь опасались похода Василия III на Киев. История неосуществленной киевской экспедиции вполне заслуживает особого обстоятельного исследования, здесь же мы ограничимся лишь необходимыми краткими замечаниями.
Впервые о грозящей Киеву опасности идет речь в послании Сигизмунда I литовским панам-раде, написанном примерно в середине 1531 г. Молдавский воевода (Петр Рареш. — М. К.) писал король, «з Московским и с царем Перекопским змову вделал на том», что, если поляки начнут против него войну, «тогды Московский мает под замок его милости Киев подтягнути и на голову его добывати, а з другое стороны поганьство татаре мают теж у панство его милости увоити воевати, где ж тое змовы их знаки походят» 46 . Таким образом, намечались контуры широкой антиягеллонской коалиции с участием Москвы, Молдавии и Крыма, и «знаки» такого альянса действительно были налицо: возникший в 1529 г. русско-молдавский союз имел явную антиягеллонскую направленность; к началу 1532 г. к нему временно примкнул и хан Саадет-Гирей 47 . Летом и осенью 1532 г. участились известия о намерениях Василия III в отношении Киева, причем эти намерения, похоже, стали воплощаться в конкретных мероприятиях по подготовке к походу. Королю доносили, что «великий князь Московъский людей конъных и пешых к Чернигову прыслал и дерево готовати им казал, хотячы замок собе от Киева у семи милях… на Десне на горе Остры робити, а ещо к тому мають к ним люди прибылые быти…» 48 . Информаторы называли и дату, когда «Мосъковъский сам и з людми своими маеть под замок… Киев быти»: «на день святого Юрья… ув осень» 49 , то есть 26 ноября.
46
Малиновский
47
См.: Гонца Г. В. Возобновление молдавско-русского военно-политического союза в конце 20-х — 30-е гг. XVI в. // Россия и Юго-Восточная Европа. Кишинев, 1984. С. 17—18.
48
Малиновский И. Сборник материалов… С. 203; РГАДА. Ф. 389. Оп. 1. Кн. 226. Л. 44 об.
49
Малиновский И. Сборник материалов… С. 210.
Король отдал ряд распоряжений по укреплению обороны Киева 50 , но нападения так и не последовало. Причину, вероятно, надо искать в занятости московского правительства проблемами восточной политики. Действительно, в 1530—1531 гг. все силы и внимание Москвы привлекла к себе Казань 51 , а в мае 1533 г. пришла весть о готовящемся крымском набеге; этот набег пришлось отражать в августе того же года 52 . Некоторая передышка выпала лишь в 1532 г. — начале 1533 г., и именно тогда, очевидно, велись упомянутые выше приготовления к походу на Киев, однако большого размаха эти приготовления получить не могли, ибо и в относительно спокойный период 1532 г. — весны 1533 г. приходилось держать крупные силы на южных рубежах для отражения возможного нападения крымцев 53 . Показательно, что после 1528 г. при жизни Василия III разряды не зафиксировали ни одного случая сосредоточения войск на литовском рубеже: подготовка к походу на Киев была, вероятно, прервана в самом начале.
50
Там же. С. 190, 204—205, 210; РГАДА. Ф. 389. Оп. 1. Кн. 226. Л. 45—45 об., 56 об. — 59.
51
Зимин А. А. Россия… С. 364—366, 368—370.
52
Каргалов В. В. На степной границе. М., 1974. С. 82—86.
53
РК 1598. С. 80—83; Каргалов В. В. На степной границе. С. 81—82.
Тем не менее киевская тревога 1531—1532 гг., как и более ранняя витебская 1528 г., служит индикатором той напряженной атмосферы, которая царила в те годы в пограничных городах Великого княжества Литовского, постоянно ощущавших над собой угрозу московского нападения, кроме того, хотя большая война в последние годы правления Василия III так и не началась, но «малая война» — пограничные стычки и наезды, разбой и т.п. — велась непрестанно. Жалобами на пограничные «шкоды» пестрят посольские дела сношений Русского государства с Литовским за конец 20-х — начало 30-х гг. XVI в. Причем интересно обратить внимание на то, какая именно территория являлась в те годы ареной наиболее острых конфликтов и споров.
Еще во время переговоров 1526—1527 гг. о продлении перемирия — сначала в Москве, а потом в Вильне — литовская сторона жаловалась на «кривды», учиненные ей наместниками и помещиками из северских городов (Гомеля, Стародуба) и Великих Лук; спор возник из-за северских волостей (Олучичей, Маслова десятка, Крюкова десятка): каждая сторона считала их своими; состоявшийся 25 декабря 1526 г. в Стародубе порубежный съезд не удовлетворил литовские власти 54 . Во время приема в Москве зимой 1527/28 г. литовского посланца И. Ячманова снова звучали взаимные протесты против наездов и территориальных захватов на границе между Стародубом и Гомелем, с московской стороны, и Пропойском, Чичерском, Горволем — с литовской 55 . Посланный в Литву в феврале 1529 г. Ф. Г. Афанасьев должен был протестовать против того, что «королевы люди… у Стародуба вступаютца в Попову Гору, в Маслов десяток, в Крюков десяток и в иные волости и села, через перемирные грамоты… а на Луках вступаютца в Озерскую волость и в иные волости и села» 56 . Аналогичный протест по поводу указанных стародубских волостей был заявлен литовским послам М. Яновичу и В. Чижу, прибывшим в Москву в августе того же года; в свою очередь послы жаловались на гомельского и стародубского наместников, воевавших Речицкую, Горвольскую, Кричевскую, Чичерскую и иные «королевы» волости 57 . На тех же позициях стороны оставались и в последующие годы.
54
Сб. РИО. Т. 35. С. 716—717, 728, 751—752, 758.
55
Там же. С. 763, 766—767.
56
Там же. С. 773.
57
Там же. С. 789, 796—797.
В 1529—1531 гг. заметное место в отношениях между двумя государствами занял вопрос о проведении порубежного съезда для размежевания спорных земель в Великих Луках (с Полоцком) и Стародубе (с Речицей). Сроки проведения этих съездов несколько раз переносились, и они так и не состоялись, причем обе стороны старались вину за их срыв возложить друг на друга 58 . Литовские послы, прибывшие в марте 1532 г. в Москву для возобновления перемирия, выставили условием его заключения уступку Василием III в пользу короля Чернигова, Гомеля, Поповой Горы, Дрокова, но это условие было великим князем отвергнуто 59 .
58
Там же. С. 770, 796, 814—815, 824—825, 831—832, 837 и сл.
59
Там же. С. 856.