Стародубская война (1534—1537). Из истории русско-литовских отношений

Кром Михаил Маркович

Не смогла Литва в должной мере воспользоваться и своим перевесом в военной силе, которым она обладала в течение всего лета на границе с Москвой. При этом виленские политики были прекрасно осведомлены (благодаря перебежчикам и шпионам) о слабой защищенности западных московских рубежей. Мстиславский державца Юрий Зеновьевич доносил королю 4 июля, что его «шпекги», вернувшиеся 30 июня «из заграничья», сообщили, что в Смоленске ожидают прихода кн. Андрея (Старицкого. — М. К.) своеводами, «а теперь… у Смоленску людей прибылых никого нет», только «у Вязьме, поведают, пять тисеч стоит москвы с татары каширскими» ¹²⁷ . Сходную информацию сообщил в Полоцке польский жолнер Войтех, бежавший 2 июля из московского плена; он ярко обрисовал тревогу в Москве по случаю ожидавшегося крымского набега и отметил, что «люди вси стоят от татар на берегу», а «от литовского рубежу нигде людей не поведает», только в Дорогобуже 700 детей боярских да в Вязьме «невеликие люди» ¹²⁸ . С такими силами воеводы, конечно, воздерживались от «зачепок» в отношении литовцев, ибо «вельми ся боят войска литовского» ¹²⁹ .

127

РА. № 31. С. 86.

128

Там же. № 39. С. 99, 100.

129

Там же. С. 99.

Известия о военных приготовлениях Литвы побудили московское

правительство принять некоторые ответные меры: 22 июля «по смоленским вестям, что королевич из Менска вышел со многими людьми, а хочет быть к Смоленску, и князь великий по тем вестям велел быть в Вязьме воеводам из Боровска», а из Вязьмы ряд воевод был переведен в Дорогобуж и Смоленск ¹³⁰ . Но все это было лишь перегруппировкой наличных сил на западном рубеже, а не их пополнением. Основные же силы, судя по разрядам, находились в июле 1534 г. на берегу Оки — против крымцев ¹³¹ . Очень слабо в июле — августе было прикрыто псковское пограничье, оборона которого ограничивалась по существу заставами и сторожами. По сведениям псковских перебежчиков, дьяка Родивона и его спутников, прибывших 12 сентября в Полоцк, общая численность сил, которыми располагали новгородские и псковские наместники, не превышала 1100 человек. Даже после известия о возможном нападении полочан на Великие Луки никакого подкрепления в Псков и Новгород не было прислано, воеводы должны были обходиться наличными силами: на московской дороге, близ Лук, были выставлены заставы (всего 800 человек). А в Опочке находились 15 «детей боярских старых, который вжо не могут на службу ездити»: пришлось нанять «без ведома великого князя полтораста пищальников» и послать туда; в самом Пскове с наместником кн. М. И. Кубенским оставалось лишь 40 «голов» ¹³² .

130

РК 1605. Т. 1. С. 247.

131

Там же. С. 244—245.

132

Расспросные «речи» псковских беглецов — дьяка Родивона, Гриши и Тонкого: РА. № 46. С. 115, 116.

Если литовское командование, зная о таком состоянии обороны вражеской границы и получая известия о новых вспышках борьбы за власть в Москве ¹³³ , медлило с началом боевых действий до последней декады августа, то виной тому была слабость военной организации Великого княжества и крайне низкая дисциплина в войсках. Еще 20 июня 1534 г. король издал универсал с призывом на военную службу: в нем регламентировались отношения войска с населением, запрещалось мародерство, от ратников требовалось послушание гетману Ю. Радзивиллу ¹³⁴ . А королева Бона, стараясь поднять боевой дух воинства и укоряя панов за промедление, в послании Ю. Радзивиллу от 25 июня увещевала: «…надлежит, чтобы все, кто в этом походе должен участвовать, не с уязвленной и смущенной душой, но бодрые за твоею милостью последовали и за свое право, за веру и детей с неприятелем сразились…» ¹³⁵ .

133

Бежавший 2 июля из русского плена польский жолнер Войтех сообщил полоцкому воеводе, что в Москве «тыи бояре великии у великой незгоде з собою мешкают и мало ся вжо кол(ь)кокрот ножи не порезали» (РА. № 39. С. 99).

134

РГАДА. Ф. 389. Оп. 1. Кн. 227. Л. 238—239 об.

135

Pociecha W. Kr'olowa Bona. Т. III. S. 124 i dod. 7. S. 209. (Перевод мой. — M. К.)

Но распоряжения и увещевания мало помогали. В лагере гетмана под Минском царила неразбериха; Ю. Радзивилл не мог добиться повиновения от своих подчиненных. В послании от 20 июля король торопил гетмана с окончанием переписи войска и выступлением в поход ¹³⁶ . В другом послании (от 28 июля) Сигизмунд был вынужден — по жалобе Ю. Радзивилла — потребовать от жемайтской шляхты должного подчинения приказам гетмана ¹³⁷ .

136

PA. № 36. С. 93—94.

137

Там же. № 37. С. 94—96: жемайтские шляхтичи всячески подчеркивали свою автономию: они разбили стан в шести-семи милях от ставки гетмана Ю. Радзивилла, требовали дать им особого гетмана (Адама Бейнаровича) и т.п. Сигизмунд I решительно отверг их притязания («мы многих справец-гетьманов у войску своем мети не хочем») и в случае дальнейшего неподчинения приказам гетмана пригрозил ослушникам лишением урядов и имений.

Но и после этого Ю. Радзивилл не мог восстановить порядок во вверенных ему войсках: в августе он жаловался королю, что после смотра «многии люди з войска нашого… прочь отъехали, а который ест(ь), тыи силное непослушенство… (к гетману. — М. К.) мают(ь)», жемайтов гетман вообще потерял из виду и т.п. ¹³⁸

Помимо слабой дисциплины задержка наступления объяснялась также крайней нерешительностью и осторожностью литовского командования. Еще в начале августа, вскоре после смотра, гетман послал к Быхову и далее к московской границе авангард во главе с А. Немировичем и В. Чижом, но, получив от Мстиславского державцы известие (впоследствии не подтвердившееся) о появлении будто бы у Смоленска большого московского войска, вернул передовой отряд к Могилеву и сам двинулся туда же ¹³⁹ . Эти колебания гетмана, то и дело запрашивавшего из Вильны новых инструкций, вызывали неудовольствие короля ¹⁴⁰ . Из состояния нерешительности Ю. Радзивилла вывело прибытие в его лагерь (находившийся тогда в селе Дулебы Любошанской волости) знатных московских беглецов — князя Семена Вельского и окольничего Ивана Ляцкого, от которых гетман «о людех и о справе земли Московское доведал» ¹⁴¹ .

138

Все эти жалобы пересказаны в ответном послании короля гетману от 27 августа 1534 г.: там же. № 43. С. 110—111.

139

РА. № 41. С. 105.

140

«Ино, пане гетмане, — выговаривал Сигизмунд Юрию Радзивиллу, — нам то дивно ест, иж ся таковая трывога войском нашим становит, для чего жь речь наша господарьская и земская омешканье приймуеть. <…> Што нам слышати нелюбо, бо он (мстиславский державца. — М. К.) о том ся достаточне не доведавши, до твоей милости пишет, а твоя милость до нас о науку нашу посылаеш(ь)» (там же. С. 105, 106).

141

Там же. № 43. С. 109. Об этих беглецах см. подробнее: Кром М. М.: 1) «Отъезды» московской знати в Литву во второй четверти XVI в. // Феодальная Россия. Новые исследования. Сб. научных статей под ред. М. Б. Свердлова. СПб., 1993. С. 34—37; 2) Судьба авантюриста: князь Семен Федорович Вельский // Очерки феодальной России. Вып. 4. М., 2000. С. 98—115.

Бегство в Литву в начале августа С. Ф. Вельского и И. В. Ляцкого и последовавшие за этим аресты ряда князей литовского происхождения (М. Л. Глинского, И. Ф. Вельского, Воротынских и др.) означали во внешнеполитическом плане, по вероятному предположению А. А. Зимина, победу «партии» войны с Литвой ¹⁴² . Вместе с тем после августовских событий 1534 г. положение при московском дворе временно (на несколько лет) стабилизировалось, Елена Глинская закрепила за собой статус регентши ¹⁴³ . Словом, последние перемены в Москве не сулили

Литве ничего хорошего. Однако виленские политики не сразу смогли их правильно оценить. Поначалу из рассказов знатных беглецов вырисовывалась благоприятная для литовских планов перспектива новой затяжной смуты в Москве ¹⁴⁴ . С. Вельский и И. Ляцкий, еще находясь, видимо, в лагере Радзивилла, заявили королевскому посланцу, что помогут возвратить «не только Смоленск, но также все земли и крепости, потерянные за (последние) 50 лет» ¹⁴⁵ . Покончив с колебаниями, гетман вновь послал на Северщину А. Немировича и В. Чижа ¹⁴⁶ . Началась война.

142

Зимин А. А. Реформы… С. 231—232.

143

См.: Юрганов А. Л. Политическая борьба в 30-е годы XVI века // История СССР. 1988. № 2. С. 106, 109—112; Кром М. М. Судьба регентского совета… С. 45—47.

144

Нипшиц писал 28 августа, что в Москве борются за власть не две, а четыре или пять партий (AT. Т. XVI. Pars 2. 1961. № 435. Р. 112). Интересно, что когда в середине сентября королю донесли об арестах в Москве, он, сообщая об этом гетману, запретил ему «о том там у войску рославляти» (РА. № 47. С. 118): видимо, чтобы не подрывать боевой дух!

145

AT. Т. XTV/2. № 435. Р. 114.

146

ПСРЛ. Т. 35. М., 1980. С. 236; РА. № 43. С. 109.

Глава 3

НАЧАЛО ВОЙНЫ. ОСЕННЯЯ КАМПАНИЯ 1534 ГОДА И ПОХОД РУССКИХ ВОЕВОД В ЛИТВУ ЗИМОЙ 1535 ГОДА

Литва начинала войну, рассчитывая, во-первых, на длительные распри в Москве, а во-вторых, на содействие своего союзника — хана Сахиб-Гирея. Эти расчеты, однако, оказались напрасными. Единственным реальным преимуществом, которым обладала Литва в начале военной кампании, был численный перевес войска, сосредоточенного у русских рубежей. Каковы же были силы, находившиеся в распоряжении гетмана Ю. Радзивилла?

Численность ополчения 1528 г., согласно сохранившейся переписи, составляла свыше 19 800 конных ¹⁴⁷ . Исходя из этого, Л. Коланковский определяет численность посполитого рушения в тот период в 20 — максимум 25 тыс. ратников; столько, если не меньше, по его мнению, принимало участие в кампании 1534 г. ¹⁴⁸ Однако Н. Нипшиц в письме от 12 августа называет другую цифру: 40 тысяч ¹⁴⁹ , что, по-видимому, является преувеличением. Причем в походе на западнорусские земли участвовала не вся армия: отведя ее к Могилеву, гетман после военного совета разделил войско на три корпуса; первый из них, под командой киевского воеводы А. Немировича и В. Чижа, был послан 19 августа («в середу первую по святе внебовзятья панны Марии») ¹⁵⁰ на Северщину ¹⁵¹ , второй, под началом князей Ивана Вишневецкого и Андрея Сангушковича-Коширского, — на Смоленск, а третий, во главе с самим гетманом, остался в Могилеве ¹⁵² . Исследователи справедливо отмечали, что такое раздробление сил заранее обрекало поход на неудачу ¹⁵³ . Исходя из своей оценки численности всей армии в 20 тыс., Л. Коланковский полагает, что после разделения на отряды с Ю. Радзивиллом в Могилеве осталось около 10 тыс., а на Северщину и под Смоленск было отправлено по 5 тыс. (расчет сугубо произвольный. — М. К.) — с такими силами можно было лишь опустошить приграничные районы, но на взятие таких крепостей, как Стародуб, Чернигов или Смоленск, нельзя было рассчитывать ¹⁵⁴ . Представляется, однако, что перед Немировичем и Вишневецким и не была поставлена такая задача, как завоевание Северщины или Смоленска: судя по их действиям, им было поручено лишь совершить опустошительные рейды по этим землям, а для этого сил у них было достаточно.

147

РИБ. Т. 33. Пг., 1915. Стб. 1—289. Новое изд.: Перашс войска Вялкага княства Лiто^yскага 1528 года / Падрыхт. А. I. Груша, М. Ф. Спiрыдона^y, М. А. Вайтовiч. Мiнск, 2003. См. также: Менжинский В. С. Структура феодального землевладения в Великом княжестве Литовском (По материалам Переписи войска 1528 г.) // История СССР. 1987. № 3. С. 168 (здесь же приведены подсчеты других исследователей).

148

Kolankowski. S. 109—110.

149

AT. Т. XVI/2. № 404. Р. 57.

150

Эта дата приведена в послании Сигизмунда I гетману Ю. М. Радзивиллу от 27 августа 1534 г. (РА. № 43. С. 109). У Коланковского ошибочно «18 августа»; верная дата у Э. Цифира ( Kolankowski. S. 126; Zivier Е. Neuere Geschichte Polens. Bd. I. S. 386 und Anm. 1).

151

PA. № 43. C. 109; Евреиновская летопись: ПСРЛ. Т. 35. С. 236.

152

ПСРЛ. Т. 35. С. 236 (кн. Андрей Михайлович Сангушкович-Коширский в летописи ошибочно назван «Андреем Коверским»).

153

Natanson-Leski J. Dzieje granicy… S. 128.

154

Kolankowski. S. 128.

Первые стычки на границе произошли еще в августе. В конце этого месяца король получил донесение Мстиславского державцы Юрия Зеновьевича о том, что тот посылал людей «для языков» под Смоленск и там они разбили московский отряд в 1100 человек, а иных взяли в плен ¹⁵⁵ . Возможно, на это или подобное донесение ссылался Нипшиц в послании князю Альбрехту от 28 августа: только что получены верные известия, писал он, — литовцы истребили в одном месте более 1000 «московитов», в другом — примерно столько же, в третьем — 700, в еще одном — 400, в плен попало много «московитов», в том числе двое воевод ¹⁵⁶ .

155

PA. № 43. C. 110.

156

AT. T. XVI/2. № 435. P. 112.

Эти известия не поддаются проверке, поскольку аналогичных сообщений ни в русских летописях, ни в польских хрониках не содержится: изложение событий в них начинается с прихода литовцев под Стародуб. Согласно Летописцу начала царства (далее — ЛНЦ), литовские воеводы (Андрей Немиров) пришли на стародубскую «украину» 3 сентября ¹⁵⁷ . Очень важно свидетельство Постниковского летописца (удивительно осведомленного в вопросах, связанных с Литвой) ¹⁵⁸ : сообщив о приходе литовцев под Стародуб и Почеп и сожжении Радогоща, летописец говорит: «А пошли литва из земли лета 7043-го сентября 4 день» ¹⁵⁹ . Таким образом, военные действия в Стародубской земле, начавшись, возможно, еще в конце августа, продолжались до 4 сентября. На чьей стороне был успех? Польские хроники приписывают его литовским воеводам, а наши летописи — русским.

157

ПСРЛ. Т. 29. М., 1965. С. 14 (ранняя редакция ЛНЦ); Т. 13. С. 85 (более поздняя редакция).

158

Тихомиров М. Н. Русское летописание. М., 1979. С. 170.

159

ПСРЛ. Т. 34. С. 25.