Старомодное будущее
Шрифт:
– Он говорит, что рад нас здесь встретить, потому что сам тоже выехал на натурные, - перевела Бетти.
– "Кинема Джанпо" - его компания - снимает в Шотландии римейк "Кровавого трона". Ему было.., как это.., поручено найти соответствующие места в Болтоне.
– Да?
– спросил Джеки.
– Он говорит, что местные англичане ему не хотят помогать, потому что у них насчет здешних мест есть суеверия.
– Бетти улыбнулась:
– А у тебя, Смити? Ты не суеверен?
– Не-а, - ответил Смит, закуривая сигарету.
– И он хочет, чтобы мы ему помогли?
–
Бетти снова улыбнулась:
– Эти японцы - просто грузовики с наличностью.
– Если вы не хотите, я могу позвать своих ребят из Манчестера, - сказал Смит, задетый позорным подозрением.
– Они этого чертова Болтона не стремаются.
– А что такое в Болтоне?
– спросил Джеки.
– Ты не знаешь?
– удивилась Бетти.
– В общем-то ничего особенного. То есть город сам - ничего особенного, но тут самая большая братская могила во всей Англии.
– Больше миллиона, - буркнул Смит.
– Из Манчестера, из Лондона отовсюду их возили поездами во время чумы.
– А, - сказал Джеки.
– Больше миллиона в одной могиле, - сказал Смит, устраиваясь в кресле поудобнее, и пустил колечко дыма.
– Дед мой любил рассказывать. Гордился этим Болтоном, дескать, настоящее гражданское правление в чрезвычайный период, нормальное поддержание порядка, без всяких там солдат... И каждого мертвяка метили своим номером, даже баб и детишек. А в других местах - это позже было - Просто копали яму и бульдозером туда сгребали всех.
– Дух, - громко сказал Байшо, как можно тщательнее произнося звуки. Истинный дух кинематографа в городе Болтоне.
Джеки невольно ощутил пробежавший по спине холодок и сел.
– Неперспективно. Так мы это назовем.
– Это было пятьдесят лет назад, - заявил скучающий Смит.
– За тридцать лет до моего рождения. Или твоего, Бетти, да? Губчатая энцефалопатия. Коровье бешенство.
И что? Болезнь не вернулась, это была случайная вспышка, Несчастный случай дурацкого индустриального двадцатого столетия.
– Ты же знаешь, что я не боюсь, - сказала Бетти, улыбаясь самой ослепительной своей улыбкой.
– Я даже несколько раз ела говядину. В ней больше нет вирионов. То есть эту болезнь, скрейпи, уничтожили много лет назад.
Поубивали всех овец, всех коров, у которых могла быть инфекция. И теперь ее вполне можно есть - говядину.
– Мы в Японии потеряли много людей, - медленно выговорил Байшо. Туристы, которые были есть.., ели английскую говядину, пребывая в Европе. Многих из нас спасли торговые потирания.., трения. Старые торговые барьеры. Фермеры Японии.
Он улыбнулся.
Смит загасил сигарету:
– Тоже случай. Вашему праотцу крупно повезло, Байшо-сан.
– Повезло?
– вдруг вмешался Бобби Дензонгпа. Темные газельи его глаза покраснели с похмелья.
– Ага, повезло! Тут овцов скармливали коровам! А Господь сотворил коров не для пожирания овцов! А плоть Матери Коровы не нам жрать...
– Бобби!
– предостерегающе произнес Джеки.
Бобби раздраженно пожал плечами:
– Но это ж правда, босс? Они из мерзких овцов, из отходов бойни добывали белок на корм скоту, и эту мерзость скармливали своим английским коровам. И годами они творили такое непотребство,
– Хватит!
– жестко сказал Джеки.
– Мы в этой стране гости. Индия тоже много своих граждан потеряла в этой трагедии, как тебе известно.
– Подумаешь, мусульмане!
– буркнул Бобби будто про себя, встал и вышел, покачиваясь.
Джеки сердито глядел ему вслед - чтобы остальные видели.
– Да ерунда, - нарушил неловкое молчание Смит.
– Он закоренелый азиатский расист, этот ваш кинозвездюк, но мы к таким привыкли.
– Он пожал плечами.
– Это была просто - ну, чума, сами знаете, про нее в школе рассказывают, как Англия была когда-то в самом деле высший класс, а теперь пшик, тень чего-то... Уже надоело, к черту, про это слышать. Это же было пятьдесят долгих лет назад.
– Смит фыркнул.
– А я вовсе не тень Битлов или этих гребаных секс-пистолз. Я работающий, профессиональный современный английский музыкант, и у меня бумага есть от союза, где так и написано.
– Ты настоящий и хороший музыкант, Смити, - сказала Бетти. Она несколько побледнела.
– Англия снова становится сильной. Нет, серьезно.
– Пойми, подруга, мы никуда не возвращаемся, - с напором продолжал Смит.
– Мы живем здесь и сейчас и зарабатываем на эту дурацкую жизнь. Это ведь жизнь, да?
Жизнь, мать ее, продолжается.
– Смит встал, взял свою деку, поскреб лохматую голову.
– Ладно, мне работать надо, Джеки. Кстати, босс, найдется у тебя пять фунтов? Мне кое-куда позвонить надо.
Джеки покопался в бумажнике и протянул банкноту местной валюты.
У Байшо в группе было пять японцев. И даже с помощью группы Джеки почти весь вечер ушел, чтобы выкосить толстые коричневые стебли бурьяна на старом чумном кладбище Болтона. Каждые примерно полметра стоял маркер, отмечающий мертвеца. Пятьдесят лет назад в землю вбили гранитные столбики, а потом стесали чем-то вроде металлической пилы. На плоской верхушке вырезали полустертые теперь имена и даты и компьютерные номера удостоверений.
Джеки думал, что кладбище, наверное, тянется где-то на километр. Во все стороны расстилалась бугристая английская земля, из нее торчали зацепившиеся толстыми корнями приземистые дубы и ясени, странно голые, как все европейские деревья зимой.
Ничего такого особенного не было на этом месте. Оно было совершенно прозаическим, как запущенный парк в заштатном городишке, и никак не лезло в образ трагедии. Джеки был ребенком, когда разразилась чума скрейпи, но он помнил, как сидел в жаркой бомбейской темноте, глядя в непонимании на кричащие ролики новостей, непонятные картинки. Конечно, они были цветные, но его детская память сохранила их черно-белыми, зернистыми. Застеленные койки в больничных лагерях Европы, бредущие белые люди в одинаковых одеждах, изможденные и дрожащие, черпающие благотворительную похлебку ложками, зажатьми в высохших руках. Чума скрейпи развивалась в людях чертовски медленно, но ни один из заболевших не выжил.