Старший брат царя. Книга 1
Шрифт:
— Смотрю, любопытствуешь, десятник? У нас все от мала до велика засечным делом занимаются. Землицу-матушку пахать некогда, бабы с горем пополам ковыряют... А вот тут, видишь, полянку заделывают, ряжи ставят.
Они проехали мимо большой группы крестьян и стражников. Одни из них плели плетни, другие таскали корзины с землей и высыпали между плетнями. Юрша спросил, зачем столько лоханей потребовалось.
— Это, вишь, самое главное оружие. Татарин без коня воевать не может, а засека для коня гибель верная. Мы им перегородили самый большой шлях, Ногайский. Как подойдет орда, начинает выжигать бреши, стрелы огненные мечет. Ну а мы тушим, от пеших татар отбиваемся. Канавы роем,
— А почему татары в лоб идут, не обходят засеку?
— Где ж ее обойдешь! Она тут у нас по Верде до болот Таболы. А на восход и вовсе конца нету. По Рановке и Хупте до Ряжеска, далее по Дегтярским лесам за Сапожок по рекам Паре, Цне до самой мордвы. Ну, вот мы и к выезду приехали. Отсель на полдень побежим, по Раново-реке.
Дорога круто спускалась к реке Верде. Юрша увидел дополнительные укрепления — вдоль дороги стояли подрубленные вековые дубы и сосны, которые удерживались стоймя канатами — их обрубят перед конными татарами, деревья упадут и перегородят дорогу.
У переправы толпились люди, теснились подводы со скарбом, гнали скот. Кривой кивнул в их сторону:
— Это наше горе идет. Татары близко. На Ржове уже грабят. Вот за Вердой начинается Дикое Поле, а какое оно дикое? Наш русский мужик еще на сотни верст живет. Вот только крымцы часто набегают.
Как только перебрели Верду, Юрша приказал перестроиться по-боевому, приготовить луки. Теперь ехали первыми Юрша, вожак и Афанасий. За ними Аким со стрельцами, все одно-конь. Потом воины вели запасных коней, каждый по четыре. Замыкали отряд ополченцы. Ехали медленно, боялись нарваться на засаду. Но скоро убедились, что врага не видно, и поехали смелее.
В пути попалась деревушка. Из крайней избы вышли два старика, до слез обрадовались, увидев царев отряд. Рассказывали, что селяне, не дожидаясь татар, подались кто в лес, кто в ополчение на засеку. А стариков оставили стеречь добро, страдать за мир.
От этой деревушки проехали еще верст с десять. Лес кончился, открылось широкое поле. Выехали без опаски и тут же спешно попятились назад: в полверсте вдоль опушки ехали татары. Их было человек двадцать, они были чем-то возбуждены, громко шумели, крутились на своих низеньких лошаденках. Юрша приказал спешиться, коней отвести в глубь леса, чтобы их ржание не привлекло внимание неприятеля. Но ополченцы потребовали от Кривого напасть на крымчаков и разгромить их. Кривой сердито оборвал:
— Слыхали, что десятник сказал? Слезать! Митька, уведи коней! Кто глазастый? Что там у татар? Десятник, давай пошлем двоих отчаянных. Они выскочат, а потом назад. Татары за ними, мы их и накроем. А?
Юрша согласился. Кривой назвал двух парней, которые сняли оружие и сели на коней как простые селяне. Но вылазка не состоялась: пока парни собирались, татары перестали вертеться, выстроились в два ряда. Вперед выехал толстый Гагарин, надо полагать, голова отряда. Один из всадников сбросил с седла девушку. Голова взял ее за косу и отвел шагов на десять по направлению к лесу, потом хлестнул несчастную. Девушка побежала к лесу. Вожак позволил ей удалиться саженей на пятьдесят и опустил плетку, гортанно вскрикнув. Шестеро татар из первого ряда устремились за ней, остальные мчались позади. Раздался визг, рев, свист, будто пошли на приступ. Таким образом, подбадривая соперников, все приближались к девушке. Она, казалось, летела, еле касаясь земли. Но один из преследователей уже был рядом, свесился с седла, чтобы схватить ее развевающуюся косу. Она поняла его намерение и ловко перебросила косу на грудь. Крымчак все же
— Вот, не отгони коней, ни один бы не ушел.
Девушка вбежала в лес и упала. Она часто и хрипло дышала, худое тело ее дергалось. Немного отдышавшись, подняла голову, увидала вокруг себя воев, быстро села, собралась в комочек и, одним движением распустив косу, прикрыла наготу густыми рыжими волосами. Продолжая часто дышать открытым ртом, обводила испуганным взглядом окружающих. Один из ополченцев, оставшийся на коне, выехал в поле, подобрал рубашку и бросил ее девушке. Быстрым, каким-то кошачьим движением она оделась, перебросив волосы на грудь, начала быстро заплетать косу. Худенькое личико с конопушками на носу оставалось недоверчивым, настороженным и испуганным.
Кривой подошел поближе, нагнулся к ней: девушка испуганно отодвинулась.
— Как тебя звать, девица?
— Фёшкой.
— Откуда ты?
— Из Питомшей. — Девушка вдруг преобразилась, встала на колени, молитвенно сложила руки и сквозь слезы заголосила:
— Дяденька! Люди добрые! Боярин! В Питомши пойдемте. Татары нас побили. Может, кто живой остался. Бабушка там, да тетка Василиса. Родненькие, помогите! — Она умолкла, слезы струйками бежали по лицу.
— А татары уехали?
— Уехали. Все уехали и меня увезли.
Кривой обратился к Юрше:
— Ну что ж, десятник, полем ехать нельзя, на крымцев нарвемся. Пошли в объезд лесом. До Питомшей версты две, по пути нам.
Фёшка обрадовалась и побежала, скоро ее потеряли из виду.
Деревня Питомши, хотя и находилась на Диком Поле, все ж числилась за Скопинским воеводством. На берегу речушки рассыпалось шесть курных изб, седьмая несколько в стороне — побольше других, с высоким позолоченным крестом на князьке — Божий дом.
Как пошли слухи про крымцев, в деревне остались только бабка Матрена с внучкой Фёшкой: им некуда было податься, да и ноги бабкины ходить далеко не могли. Еще осталась вдовица Василиса — эта никого не боялась.
В тот день Фёшка пошла в лес, что прямо за дворами, лебеды да крапивы нарвать, похлебку сварить, и вдруг прибегает сама не своя. Говорит, ватажка лихих людей в деревню завернула. Фёшка испугалась, дело девичье. Питомши — деревня лесная, и, понятно, лихие людишки заглядывают в нее, особенно в крайнюю избушку, к Василисе-вдовушке. А тут, поговаривают, Кудеяр со своей братией близко бродит.
Бабка Матрена будто по делу вышла на зады, на Василисин двор заглянула. Пять лошадей с торбами стоят, а разбойничков не видно, может, в избе добро делят, а может, ночь прогуляли, теперь спят. Вернулась, пожурила внучку: чего испугалась, дурочка, такие девку зря не обидят. Пришлось печку не растоплять, варить нечего было, тюри поели малость.
Прошло сколько-то времени, на улице топот раздался. Выглянула бабка в дверь, думала — ватажка ускакала, ан нет, крымчаки! Подкосились у Матрены ноги, так в дверях и села. Татары проскакали мимо, прямо к Василисиной избе — лошадей увидали. Стычка была короткой. Ватажники выбегали из избы, ничего не поняв спросонья — только что уснули ребята. Татары их секли безжалостно. Один выскочил из окна, побежал к лесу, его поймали арканом и тут же повесили на ветле.