Старший брат царя. Книги 3 и 4

Кондратьев Николай Васильевич

Подробно обо всём рассказал Клим и закончил такими словами: — Вот об этом чудесном исцелении все должны знать. А теперь, я вижу у Дорофея Сургуна жбан. Помянем князя Юрия иже с ним!

Второй ковшик выпили за здравие лекаря Клима.

А Демьян на Клима смотрит во все глаза и радуется без меры. Да и как же не радоваться. Боли поутихли, бодрее стал, говорить начнёт — не задыхается. Правда, нутро ещё еду не принимает. Но Клим говорит, что скоро он поправится, стало быть, так и будет. С удивлением Демьян спрашивает:

—

Свет Клим, где это ты такому научился? Подойдёшь ко мне, брюхо болеть перестаёт. Руку положишь — тепло по всему телу разойдётся, разольётся. Особенно когда ту, правую неправую. Откуда у тебя это?

— Жизнь научила, Демьянушка. Лихая жизнь досталась мне, а на лёгкую, пожалуй, не поменяю.

К вечеру Сургун отвёл Клима в лес:

— Скажи мне, Юрий Васильевич, откуда ты великую тайну Жизни и Смерти познал? Я ведь хворобу Демьянову знаю. Если бы ты не приехал, ему жить осталось от силы день-два. А он, смотри, садиться начал! Неужели взаправду поправится?!

— Дорогой мой Дорофеюшка! Никто не знает тайну Жизни и Смерти. А воскрешать мёртвых может только Господь Бог наш. Может, полгода назад я и вылечил бы его, а теперь поздно. Смерть у Демьяна за плечами стоит. А ожил он потому, что поверил в меня, на этой вере из последних сил и держится.

— А надолго веры хватит?

— Около него я должен всё время быть. Седмицы две протянет. Может, даже ходить начнёт. А потом смерть придёт лёгкая. Сразу как ножом отрежет.

— Вон оно как! Ты здорово сильнее меня, я так не могу! Так я к чему разговор завёл: мне на пасеку идти надо, я бортничать ухожу, а ребята помогают мне мёд доставать. Ты меня обнадёжил, я уйду, а через две седмицы вернусь.

— Иди, я останусь. Вот что ты мне скажи, Дорофей, как вы разыскали меня?

— Через Настеньку. Она тогда в соборе узнала тебя. Приметы твои сказала. Мы тут опросили всех атаманов, когда вместо Демьяна Кудеяра выбирали. Тебя по приметам Микола-конюх узнал. Ходил я в Уводье на тебя посмотреть.

— Ты не сказал Настеньке, что князь Юрий жив?

— Да нет, зачем.

— Правильно, незачем. Представится случай, убеди, что князь мёртв. Ошиблась она. Клим же на север ушёл, в пустыне живёт... Ты часто Настеньку видишь?

— Вижу каждый раз, как мёд привожу. Она теперь — сестра Нионилла, правая рука игуменьи. И жалко мне её — краса под рясой погибает, и радостно — все грехи ряса прикрыла.

Сургун рассказывал про свою внучку, а Климу хотелось услыхать о Таисии. Всё-таки не выдержал и спросил:

— А боярышня как?

— А что, разве я не сказал? Боярышня Таисия теперь мать Тавифа, игуменья Девичьего монастыря. Уж года два, наверное...

16

Когда Демьян бодрствовал, около него постоянно находился Клим, ухаживал за ним. По совету любимого лекаря больной старался спать не только

ночью, но часто и днём. Вот тогда Климу удавалось отлучаться и беседовать с новым Кудеяром. Это был один из бывших учеников Юрия — Тарас Крутой. Сейчас было ему за сорок. Беседуя с ним, Клим хотел повлиять, чтобы Кудеярово братство стало именно братством для многих людей, отважившихся бежать от произвола и бесправия. Но, к своему ужасу, он видел, что перед ним обозлённый человек, не имеющий ничего святого.

Клим старательно убеждал Тараса, что свирепость и насилие погубят Кудеяра и его имя. Терпеливо выслушав его, Тарас спросил:

— А вот мне другое известно. Кто-кто, а ты знаешь, что Кудеяр Юрий Васильевич никого не обижал, боярам верил. А где он сейчас? Где сотни смирных кудеярцев? И ты сам помнишь, как боярин тебе данное слово сдержал.

— Всё верно, Тарас. Но у Юрия другое дело. Он назвался старшим братом царя, это принесло много несчастья всем. А вот когда жив был Гурьян, государь прислал своего боярина для переговоров.

— Грешишь, Клим. Ты лучше меня ведаешь, что Иван хитёр. Добреньким был, когда Казань воевать надо было. А в силу вошёл — всем качели да меч по вые. Нет, свет Клим, не будет мира на земле. Боярин бьёт раба, изгой — боярина, а царь и раба, и изгоя, и боярина не милует. Так ведётся испокон веков. Раньше, может, изгоев поменьше было. А мы все — изгои, и наша судьба воевать с боярами и с царём.

— Ладно, я грешу, а ты тоже сознайся — не столько воевать, сколько грабить. А? Твои люди не хотят ни сеять, ни жать, а жрать все готовы.

— Согласен — и воевать и грабить. Мы ведь тоже жить хотим.

— Где ж тогда разница между Кудеяром и простым разбойником?

— Не дело говоришь, Клим! Мы мужика не грабим. За обиженного мужика никого не пощажу!

— У боярина вы взяли хлеб и сено. А боярин на свои нужды дерёт мужика. Так кто в накладе? Почему мужик и барин проклинают хором Кудеяра? Вот деньги, богатство обираешь, это я понимаю, если при этом людей не тиранишь. И опять же взятое тобой богатство оплатит народ, но не сразу, не так заметно. Поэтому и Гурьян, и Юрий твердили: кормить людей и скот должны наши люди. Трудно здесь, в Московии, веди людей на украйны.

— Ты хочешь, чтобы мы стали казаками?

— В этом нет ничего дурного, казаки те же изгои. Но не всех примут в казачество, за иными грехов много тяжёлых, вот они вместо разбоя и должны стать настоящими кудеяровцами...

...Подобные разговоры шли изо дня в день. Клим старался внушить доброе и в то же время боялся, что в один прекрасный момент Тарас пошлёт его вместе с наставлениями куда подальше. Однако Тарас, хотя и хмурился, и возражал, а всё же слушал. Клим и этим был доволен, может, чего сохранится от бесед. Особенно когда увидел, что атаман ватажки повёл своих людей заготовлять сено. Значит, кое-что запало, даром не пропали беседы.