Старший оборотень по особо важным делам
Шрифт:
– Привет.
Кожурина, одетая в синюю форму, сидела за столом и заполняла какие-то документы, быстро, почти не задумываясь, водя ручкой по графам.
– Глазам своим не верю. Решил подбросить меня до дома?
– Ты против?
– Я счастлива. Ты подожди, я сейчас заканчиваю уже. Чайник еще горячий.
Арнаутов начал заваривать растворимый кофе. Размешивая ложечкой воду, спросил:
– Дело Чибиса кому дали?
– Пока еще никому. Думаю, шеф Голицына припашет.
– Он что, с ума сошел? Он же приятель Шилова!
– При
– УСБ взяло Шилова в разработку. Он окончательно спелся с братками. Похоже, они вместе с Моцартом решили Чибиса опустить.
– Мотив? – спросила Кожурина, не отрываясь от писанины.
– Моцарт присмотрел помещение под казино. А Чибис его перехватил для каких-то москвичей.
– Не мелко?
– Там одна реконструкция на миллион баксов потянет.
Кожурина, продолжая писать, кивнула вроде бы с пониманием, но было не ясно, принимает она аргументы или считает их малозначительными.
Арнаутов поставил перед ней чашку кофе:
– Мне заявление на Шилова написали. Если дело возбудят, возьми себе. Я только тебе верю.
– Так ты за этим приехал? – Кожурина прервала работу и посмотрела на Арнаутова. – Я думала, соскучился.
– Одно другому не мешает, – Арнаутов обошел вокруг стола, встал позади Кожуриной, обнял ее за плечи.
Она прижалась к его рукам затылком, закрыла глаза.
Он опустил руки ниже, сжал грудь. – Дверь запри, – сказала она.
– Все плохо? – грустно спросил Серега.
– Да нет. Непросто все... Где Стас?
– Уехал, матери хуже стало. Что делать будем?
– Ждать. Завтра совещание у генерала.
– Понятно...
– Рома, у нас изобретение на Нобелевскую премию. – В кабинет вошли Василевский и Джексон. Джексон нес большое мутное зеркало, держа его двумя руками перед собой. – Антиоборотневская сигнализация. Джексон, давай!
Джексон встал перед Шиловым. Василевский продолжал пояснения:
– Действует так: гражданин подходит к милиционеру и резко показывает ему зеркало. Если тот отражается, значит, мент честный. А если нет, значит, оборотень.
Шилов посмотрел в зеркало. Отражение было.
Он вздохнул:
– Поехал я домой. Пока, ребята!
Василевский, с лица которого пропало веселье, спросил:
– Что, совсем худо?
– Не, нормально. – Шилов вышел.
– Значит, худо, – вздохнул Леня. – Будем помирать молодыми...
...Приехав к дому, Шилов долго сидел в машине напротив подъезда, вызывая этим недоумение групп наружного наблюдения, уже настроившихся на окончание смены.
В окно «Альфы» постучала вышедшая из дома Юля. Шилов опустил стекло. Юля наклонилась, просунула голову в салон:
– Привет! Ты почему не поднимаешься? Что-то случилось?
– Не стой так, за проститутку примут.
Юля поморщилась:
– Пошли домой. Я тебя пожалею...
– Жалость унижает мужчину.
– Идиотская формула. Жалость мужчину лечит.
– Ты модельер или философ?
– Я?
Шилов невесело усмехнулся:
– Сложно спорить. Пошли.
В эфире пронеслось:
– «Шестой» – «Первому»: объект вошел в адрес. С ним связь. Половая.
– «Шестой», не расслабляйся. Окна держи.
«Шестой» контролировал квартиру Шилова, расположившись на лестнице противоположного дома. Окна были незашторены, и он видел, как Шилов и Юля обнимаются, стоя посреди комнаты.
Потом свет в окнах погас.
– «Шестой» – «Первому». Снимаемся.
Часы показывали половину одиннадцатого утра, когда Егоров зашел на проходную «четверки», чтобы выйти на улицу. В руках у него был большой пакет с личными вещами, которые он забрал из кабинета.
– Света, открой! – Он постучал в окно пикета, привлекая внимание девушки-контролера.
– Ты куда это с самого утра?
– Домой.
– Заболел, что ли?
– Отстранен от служебных обязанностей до конца служебной проверки.
– За что?
– Водку зэкам продавал. И сигареты «мальборо».
– Ты?!
– Угу. Вот такая я курва!
Прижимая к животу пакет, Егоров с независимым видом вышел на улицу и сел в свои старенькие «Жигули». Позвонил Шилову:
– Это я. Меня отстранили от работы, даже в изоляторе появляться запретили. Подробности потом расскажу. Я думаю, телефон твой – очень громкий. Ты понял?
– Понял. – Шилов убрал «трубку».
Он стоял в приемной начальника ГУВД, ожидая начала производственного совещания. Кроме него, в приемной были Громов, начальник УБОП и Арнаутов, Виноградов и Федоров.
По такому случаю Шилов надел черный костюм и белоснежную сорочку со строгим галстуком.
Референт начальника ГУВД – молодой крепкий майор со спортивной прической, – открыл дверь кабинета и предложил всем войти.
Генерал сидел в расстегнутом кителе, вид у него был довольно добродушный. Перед ним лежали какие-то документы, в руках он держал остро заточенный карандаш.
Все уселись за длинный приставной стол. Начальник УБОП и Арнаутов – с одной стороны, остальные – с другой. Шилов оказался рядом с Виноградовым. Виноградов благодушно улыбнулся, дожидаясь, пока Шилов устроится, и только после этого положил перед собой толстую кожаную папку с блестящим замком.
Генерал оглядел всех и нацелил острие карандаша на Романа:
– Начнем с вас. Докладывайте, Роман... э-э-э, Георгиевич.
Юля собирала вещи в своей бывшей квартире.
На кровати стояли раскрытый чемодан и спортивная сумка, которую Юля когда-то купила, чтобы ездить на занятия шейпингом. Они с Вадимом тогда твердо решили поддерживать форму, и взяли абонементы в дорогой клуб: она – на шейпинг, он – в тренажерный зал. Купили красивую форму, сумки, еще множество нужных вещей, а со спортом не получилось. Как и со всем остальным.