Стартовая площадка – Земля
Шрифт:
— А что там за история была с твоим ножевым ранением? Ты как-то обрывочно всё рассказывал…
— Любишь страшные сказки на ночь? — со смехом целую её чуть выше коленной чашечки. — Завтра расскажу, а то спать не будешь.
Глава 21
Переход на двойной режим
24 августа, четверг, время 10:05.
Синегорск, администрация губернатора.
— Вить, ну напиши ты… — ноет Ольховский.
— Вот это видел?! — перед носом
Да, мои пальцы могут не только сжиматься в крепкий кулак, разбивающий особо наглые и хамские морды, не только умеют извлекать чарующие звуки из саксофона, но также способны показать весьма убедительную фигу.
Юрик портит второй бланк путевого листа под фоновое хихиканье Михаила Зиновьевича, радостно предоставившего нам свой кабинет. Отдельная история, почему радостно. Он не слишком загружен работой, как могу оценить с невысокой колокольни своего опыта. И кабинет для одного работника излишне просторный. Чересчур, как решил кое-кто в администрации губера. Но в тот момент, когда зашёл архитектурно-строительный начальник, на счастье Зиновьевича у него сидел я. И разговор о том, что кабинет надо освободить для более важных нужд, быстро пресёк:
— Только после меня. Как только обзаведусь собственной резиденцией, тогда не буду иметь возражений. А пока это и мой кабинет тоже в некотором роде.
Начальник и утёрся под спрятанную и злорадную усмешку Зиновьевича. Я, конечно, наглец, но мне в край не улыбается работать в обширной, но густозаселённой общей аудитории (слегка преувеличиваю). Вытряс потом из него этот маленький эпизод мелкой аппаратной игры.
— Знаешь, как бывает, Витя? Приспичило забрать кабинет, но твоё присутствие мешает. Они могут подождать, затем вернуться и взять своё. Но могут и забыть. А мне до пенсии всего три года, и если хотя бы год проведу комфортно, уже хорошо.
— А там или шах помрёт или ишак сдохнет, — киваю. — Понятненько.
У Ольховского обнаруживается дичайшая идиосинкразия на бюрократические действия. Заполнение бумаг по стандарту не может вызывать у нормального по развитию и образованию человека особых затруднений. А Ольховский много выше нормального — и по образованию, и по интеллекту.
— Делай, что хочешь и как хочешь, но элементарные действия ты вызубришь, — гляжу на него не просто неумолимо, а жестоко, как палач на жертву перед казнью. — Ещё раз — отработай все записи и пометки на уже испорченных бланках.
И вот тут он проныл просьбу написать за него и получил в ответ фигу.
— Ты не забыл, что я в некотором роде генеральный директор и как бы твой начальник? А ты меня решил себе в писари определить? Случаем не собираешься меня, как холопа, через пару дней на конюшне высечь? А? Морда наглая?!
Нахальство останавливаю, но энтузиазма всё-таки не вижу.
— Видишь ли, Юрик, ты сейчас осваиваешь науку администрирования и управления персоналом и вообще людьми. Это технология. Знаешь её, умеешь пользоваться, ориентируешься, как рыба в воде — работаешь начальником. Нет? Ты — рядовой и в общении с начальством дурак в полном соответствии с поговоркой. И зарплата у тебя будет рядовая, а не как у заместителя генерального директора могучей в будущем корпорации.
Юрик
— Мне что, над тобой шофёра Гену начальником ставить, который умеет путевые листы заполнять?! Пять минут даю! Не заполнишь — заставлю двести раз отжаться, потом снова будешь тренироваться эти сраные бумажки оформлять!
Сам не хочу ни возиться с бумагами, ни заставлять, а что делать? Армейские методы обучения и убеждения тем временем срабатывают. Через пять минут бланк готов.
— Расписывайся и печать ставь, — руководящие атрибуты, как-то: подпись и печать, уже в наличии. — Теперь наделай копий бланков штук двадцать, вечером в свободное время тренируйся заполнять. С разными реквизитами. Пока до автоматизма не доведёшь, зарплату лично тебе повышать не буду. Всем подниму, даже себе, а тебе — хрен без масла.
— Никогда бы не подумал, что бумаги управляют людьми, — бурчит Юрик, выходя из кабинета.
— Которые пишут другие люди, — отвечаю мгновенно почти в спину. — Ты сказал так, как думают рядовые. Бумаги — инструмент управления людьми. Один из. Главный, конечно, это личный авторитет.
С последним я и сам могу поспорить, но пусть будет. Так-то основа управления — авторитет должности со всеми привычными атрибутами. Длинноногая фея-секретарша, помпезная дверь в кабинет с внушительной табличкой и всё такое.
24 августа, четверг, время 15:10.
Синегорск, стройплощадка з-да «Ассемблер».
— Сделайте вот что, Сергей Викентич, — обращаюсь к заму управляющего СМУ, взявшегося за строительство гостиницы при заводе. — Поставьте человека, который вёл бы видеосъёмку тех этапов работы, качество которых оценить по готовому объекту сложно или невозможно…
— У нас нет такой штатной должности.
Крупному и дюжему мужчине не надо упрямо наклонять коротко стриженую голову. Его обычная поза всегда вызывает подозрение, что он готовится атаковать головой. Неважно, кого и что — негодяя или запертую дверь.
Не делаю вид, что не слышу возражений, мне и в самом деле фиолетово. Ольховский кидает на меня слегка растерянный взгляд «и что ты будешь с этим делать?». Более опытный Овчинников, который уже насмотрелся и поднабрался, по большей части от меня и не только на ринге, просто хмыкает.
Достаю смартфон и звоню главному. Сразу предупреждаю:
— Анатолий Александрович, мои разговоры всегда записываются, считайте это официальным обращением. С бумагами связываться долго и некогда… — далее излагаю свои несуразные хотелки.
Викентич глядит с открытой насмешкой. Какой-то он совсем непуганый. Насмешка исчезает без следа, когда заканчиваю разговор:
— И не забывайте, Анатолий Александрович, о том хитром пункте в договоре, когда я могу утвердить или не утвердить призовую сумму для СМУ в пятьдесят миллионов. Без всякого обоснования. И присмотритесь к своему заму. Он запросто может сделать так, что этой премии вы не увидите.
Овчинников отворачивается, лица не вижу, но его слегка потряхивает от смеха. Слишком забавное лицо у Викентича. Кажется, даже длиннее становится. Ольховский смотрит на меня слегка испуганно.