Старуха 2
Шрифт:
Насчет часов для самолетов Вера немного ошиблась, Первый часовой завод уже начал — по заказу Главного Авиационного Военного управления — производство специальных авиачасов. Просто их еще настолько мало делалось, что про них даже не все авиаконструктора знали. Однако товарищ Берия авиаконструктором не был — и про то, что весьма приличные часы в стране уже делаются, узнал очень быстро, так что изготовленный Мясищевым для него самолет иностранных комплектующих вообще не имел. В нем и кресла были отечественные, причем, как Вера и пообещала, гораздо более удобные, чем германские. Понятно, что девушка не сама лично их делала — но нарисовать картинку и описать конструкцию давно известного ей авиакресла
К «интерьеру» были добавлены и некоторые «дополнительные удобства», главным из которых (реализованном уже в первой машине) был «герметичный салон». То есть салон был не особо и герметичным, но все же неплохо держал избыточное давление. А так же температуру, так что в самолете не было нужды мерзнуть в холодную погоду и задыхаться на большой высоте — а «потолок» машины получился под семь километров. Вроде бы ничего выдающегося (с точки зрения самой Веры), но это был первый в мире самолет, обеспечивающий такой уровень комфорта! Ну а то, что пассажиров в него помещалось всего двенадцать — для нынешних времен это было практически «стандартом».
После того, как Лаврентий Павлович получил от Владимира Михайловича уже «свою» машину, он поделился радостью со Иосифом Виссарионовичем — и товарищ Мясищев в результате поговорил об авиации с товарищем Сталиным. Много ему рассказал интересного про то, как создавалась эта машина. А затем уже Иосиф Виссарионович много нового и интересного сообщил Берии:
— Мне кажется, что мы сильно недооценили нашу Старуху. Оказывается, она и авиаконструктору может очень качественное задание поставить…
— Ну да, — хмыкнул Лаврентий Павлович, — очень хорошо может авиаконструктору сказать, что она хочет кресло помягче и самолет побыстрее…
— И это — тоже. Но все же училась она более чем неплохо: смогла даже подсчитать, насколько сильно самолет тормозится воздухом, если у него обшивка гофрированная. Но это многие подсчитать могут, а вот предложить, как можно без этого гофра обойтись… Она же действительно химик, придумала, как из алюминия получить металл в разы более прочный.
— Ну, допустим, это не она придумала…
— Я поинтересовался у специалистов ВИАМа, как раз у тех, которые алюминиевыми сплавами занимаются, и они в один голос утверждают, что сплав с такими параметрами создать невозможно. А ведь там мы действительно лучших специалистов собрали!
— Не лучших. Хороших, очень хороших, но вот взять к примеру ту же Александру Васильевну Новосёлову — в ВИАМе никого равного ей по части металлов просто нет. И я точно знаю: тот сплав, который Старуха товарищу Мясищеву на выделку самолетов этих дала, разработан и изготовлен даже как раз в Лаборатории товарища Новосёловой.
— Ну да, а моторы? Товарищ Микулин сделал копию этого же германского мотора, и у него получился мотор на тридцать килограммов тяжелее и на пятьдесят сил слабее. А у Веры…
— Моторы инженеры с ГАЗа делали.
— Хорошо, но у этих инженеров мотор получился почти на сто килограммов легче и мощностью вдвое больше, чем у Микулина! Ты как-то это можешь мне объяснить? То есть я знаю, ты скажешь, что на ГАЗе инженеры были лучше и умнее…
— Не скажу. И объяснить могу. Думаю, если бы товарищу Микулину поставили задачу так же, как
— А почему тогда товарищ Микулин не разрабатывает моторы под этот бензин?
— А вот это вопрос вообще не ко мне, ему Орджоникидзе задания устанавливает…
— А почему она тогда сама мотор доработать попросила этих… автомобилистов, а не ЦИАМ и Микулина?
— Это как раз понятно: этих ребят она давно знает, и они ее знают, ведь она их, когда те еще студентами были, буквально с рук кормила — это раз. А два — у ребят есть довольно специфический опыт: они уже умеют брать иностранный мотор и увеличивать в нем компрессию и мощность. Они же именно этим на автозаводе и занимались, работая с Хадсоновскими моторами. Вера сама говорила, что Микулин тут бы выжал из мотора уже минимум тысячу двести сил, но он бы это делал гораздо дольше. Ну а три — это то, о чем я уже сказал: ЦИАМ в ведение НТК не входит…
— Ясно… наверное, стоит и товарища Микулина попросить поработать с компрессией под этот бензин… Да, я думаю, что в свете того, что сделал по советам Старухи товарищ Мясищев, твою просьбу о выводе группы Сухого из-под руководства товарища Туполева нужно удовлетворить. А с Верой Андреевной ты работу проведи: пусть она попросит Павла Осиповича доработать, например, какой-нибудь иностранный истребитель…
— Мне кажется, — криво усмехнулся Берия, — что она сама именно это и собирается предложить товарищу Сухому, иначе зачем бы она так просила перевести его группу в НТК?
Страна с невероятной скоростью развивала собственную энергетику, и по этой части в СССР развернулось «социалистическое соревнование» — а точнее сказать, жесткая конкуренция — между учрежденным в двадцать седьмом году ленинградским котлотурбинным институтом и созданным в рамках НТК московским энергетическим. Последний вообще был учебным, но в нем, руководимым профессором Рамзиным, и конструкторские работы велись весьма активно. Производственным базами «соревнователей» были ЛМЗ, со своими многолетними традициями и Калужский турбинный завод — работающий всего лишь третий год и никакими традициями обрасти просто не успевший. Ну и результаты обе конкурирующие конторы показывали, соответственно, очень разные.
На ЛМЗ серийно (то есть по пять штук в год) выпускались мощные паровые турбина на двадцать четыре мегаватта, а в тридцать первом там смогли изготовить турбину мощностью аж в пятьдесят мегаватт — по чертежам и лицензии британского Виккерса. И вторую такую же они грозились изготовить к лету тридцать третьего. А в Калуге в серию пошли турбина на тридцать два мегаватта (разработанные как раз «под прямоточный котел Рамзина»), и — хотя в цехе по изготовлению турбинных лопаток процент годных колебался в районе двадцати — завод методично выдавал с осени тридцать второго по одной такой турбине в месяц. Правда, как объяснял отставание ленинградцев товарищ Орджоникидзе, это было обусловлено тем, что в Калугу через Веру, Марту и Карла Густаффсонов и еще неизвестно кого был закуплен бельгийский токарный прецизионный станок с базой в четырнадцать метров, но товарищ Сталин на такое объяснение всегда отвечал простым вопросом «а вам кто запретил такой же станок закупить?» Товарищ Серго при этом лишь разводил руками: несмотря на все попытки ни бельгийцы (которые вообще-то специально этот станок изготовили «для шведов»), ни какие-нибудь немцы или американцы даже разговаривать на тему поставки такого станка в СССР не желали. А самим такой станок сделать…