Старуха 3
Шрифт:
— И больно била?
— На идеологическом фронте сражалась… но да, местами больно.
— И кто победил?
— Ты, гляжу, у нее нахватался… ехидства непомерного. А победила, как она любит говорить, дружба. То есть стороны разошлись без серьезных травм, каждый со своим единственно верным мнением… Ну вот, и я тоже… Черт с ней, а что там поделывает наш товарищ Шумяцкий? Что-то давненько он об успехах ничего не сообщает…
Бориса Захаровича от кинопроизводства отстранили, но отнюдь не репрессировали и даже не расстреляли, а направили на работу туда, где он мог принести реальную пользу. Этого «бурятского еврея», культурный бэкграунд которого базировался на «культуре» очень маленькой и замкнутой еврейской общины Верхнеудинска, действительно к «большой культуре»
Завод строился поблизости от Улан-Батора: там и угольные копи уже имелись, и руда железная, причем очень неплохая, поблизости давно была найдена. А так как строился вовсе не гигант индустрии, то предполагалось, что и стройка много времени не займет. Несколько хуже выглядели перспективы обеспечения завода местной же рабочей силой — но тут как раз СССР мог помочь более чем серьезно: во-первых, на том же Петровском заводе было немало рабочих из бурят, и их предполагалось на новый завод отправить мастерами и учителями. Временно, конечно, пока все же «местные кадры» не появятся. А во-вторых, рядом с Монголией было уже два довольно крупных завода со своими училищами — а на волне «революционного энтузиазма» монгольское руководство изыскало очень много молодых парней, которые учиться были готовы. Был еще и третий фактор, о котором в Москве предпочитали вслух не говорить — но фактор довольно весомый. Все же в Монголии оставалось немало бывших беляков, которые, откровенно говоря, там все еще «выживали» — и которые были готовы заняться работой на нормальном заводе. Главным образом потому, что условия работы там предлагались примерно такие же, как и на заводах НТК в СССР, то есть и зарплаты были достаточными для прокорма семьи, и жилье предоставлялось как минимум «городское», причем куда как более хорошее, чем было в русских городах до революции.
Подавляющее большинство из этих «бывших беляков» ни при каких условиях не согласились бы вернуться в Советский Союз (все, у кого «ностальгия» перевесила «идеологию», уже вернулись), но формально-то Монголия была «другой страной», и уже в чем-то даже «их страной», так что здесь работа на новом заводе оказывалась вполне приемлемым вариантом. А то, что в новом городке и культура развивалась «российская», служило дополнительным (и очень сильным) стимулом. Настолько сильным, что в Монголию потихоньку потянулись и «бывшие русские» из Китая. Потихоньку — но Борис Захарович («наступив на горло собственной песне» и задавив кипящую внутри него «классовую ненависть») сумел в новом городке организовать и не самую плохую медицинскую службу, и школу «кадрами» обеспечить. Правда, все это он проделал «скрипя сердцем» — он так и не освоил большинство традиционных русских идиоматических оборотов, однако исключительно жесткие инструкции, переданные ему в ЦК при получении этого назначения, он нарушать не стал. И снова подумал, что «товарищи в ЦК все же не ошибаются»: притягательность городка у русской эмиграции росла буквально день ото дня.
С «притягательностью» в монгольской среде было все гораздо хуже — но тут уже Чойбалсан проблему решил «своими средствами». И «административными» — направляя на стройку солдат, и «репрессивными» — в местный «уголовный кодекс» были внесены положения о том, что за мелкие (и даже средние) правонарушения осужденный имел право выбрать вместо положенного по закону наказания «добровольную работу на государственных стройках». «Мелких преступников» было много — в особенности на «новых территориях»: законы в Монголии были довольно строгие. Но в основном люди «искупали вину на стройках» по месту жительства и занимались главным образом дорожным строительством — но и в Улан-Баторе «преступников» хватало. И товарищ Чойбалсан даже не сразу сообразил, что число таких «преступников» растет в том числе и потому, что на стройках людей кормили неплохо, да еще и денежку небольшую платили…
Но эти «мелочи» мало заботили товарища Шумяцкого:
То есть не было достроено даже здание этой электростанции, а все необходимое оборудование просто валялось на складах в Верхнеудинске и Иркутске. Просто с наступлением зимы строить это очень большое здание стало невозможно — и товарищ Шумяцкий с грустью (и некоторым трепетом в душе) сообщил в Москву о том, что «выполнение задания партии задерживается по объективным причинам». Но так как наступление зимы почему-то в СССР традиционно считалось «внезапным форс-мажорным обстоятельством», сильного впечатления его признание не произвело…
Вера, которой как-то за ужином Лаврентий Павлович рассказал о «монгольских событиях», отреагировала с большим интересом:
— Нет, я понимаю: никогда зимы не было, и вдруг раз — и она наступила. Чудо такое случилось редчайшее, какого и старожилы не упомнят… А как люди в городе-то выживают? Насколько я помню, там ведь ТЭЦ должна работать, а отопление в городке центральное.
— Ну, Борис Захарович все же родом их Верхнеудинска, не забыл еще детство свое золотое. Пока пригнали два чуть ли не дореволюционных паровоза из Читы, они для отопления там воду греют… для домов хватает, городок-то еще небольшой.
— А завод стоит? Раз они железо переплавлять не могут… так бы могли тепло с восстановительных печей как-то утилизировать.
— Этим теплом маленькая электростанция пользуется, освещение в городке обеспечивает. А печь — она работает… просто железо на переплавку пока вагонами в Петровск таскают. Не лучший вариант, но хоть так. А у тебя есть предложения получше?
— Есть, только не про Улан-Батор и не про тепло для тамошних жителей. Сейчас январь, там стройку раньше конца марта не возобновят, а оборудование можно будет ставить хорошо если в мае, а скорее даже летом уже. И полгода оборудование электростанции будет просто так валяться? Ведь за это время его можно спокойно перевезти, скажем, в Сергиев: там в здании электростанции, в готовом уже здании, можно эти два генератора спокойно поставить, еще и место останется. А тогда завод в Краснозаводске сможет удвоить выпуск патронов: там вторая линия только по ночам работает, когда в Москве потребление электричества падает, а так город себя круглосуточно будет полностью обеспечивать.
Нина Теймуразовна, как только за столом начались «производственные разговоры», вышла, захватив с собой и Сережу, так что разговор почти сразу свернул на «проторенную дорожку» взаимного незлобного ехидства:
— Ух ты, какая ты у нас умница! Никто не догадался, одна ты сообразить смогла…
— Точно, я такая. Просто про то, что в Краснозаводске вторую линию на четыре месяца раньше срока смонтировали, мало кто знает — а те, кто все же знает, не хотят нарушать плановую дисциплину. По плану туда три новых агрегата должны поставить летом — так чего суетиться-то?
— А ты чего суетишься?
— А я не суечусь, мне просто не очень нравится, что Московское диспетчерское управление для того, чтобы Москва ночью меньше электричества потребляла, периодически отключает от электроснабжения Лабораторный завод.
— А почему тогда ты о Краснозаводске волнуешься, а не для завода своего электростанцию ставишь?
— Потому что — за что огромное спасибо Глебу Максимилиановичу — Лианозово и Сергиев с Краснозаводском в одной электросети расположены. А в Сергиеве здание электростанции уже готовое стоит — так зачем лишние сущности-то создавать?
— Вот зарекался я с тобой спорить! Ты примерные расчеты затрат на перевозку оборудования электростанций хоть составила?
— Когда? Вы мне пять минут назад рассказали о них… да и вообще я не арифметик, мне такие расчеты не по плечу. Ладно, я завтра расскажу про бесхозные электростанции Валентину Ильичу, он лучше меня придумает, куда их пристроить. А для вас… помните мою пластмассовую игрушку? В Мухоршибире — это километров восемьдесят от Тугнуйска — новенький заводик будет таких теперь по полсотни тысяч в год штамповать.