Старуха
Шрифт:
— Да. Но я никому не буду рассказывать, что ваша матушка была не еврейкой, а австрийской баронессой. Я вообще этого никогда не знала и уже навек забыла.
— Тогда… спасибо. Я тогда поставлю чай… только у меня чаю-то и нет, только кипяток, вы уж извините.
— А у меня есть заварка: мне милиционеры ее дали… я в аварию попала, и в милиции ждала пока не привезут к поезду другого раненого, и я их пряниками угостила, а они мне как раз чаю отсыпали. Хорошего, китайского…
— Тогда я его и заварю с вашего позволения, — пока еще не старая старушка все еще с подозрением покосилась
— Палец на ноге вроде бы сломала, или просто ушибла сильно, сейчас уже почти не болит… когда сижу. Но и когда хожу, тоже терпимо.
— А как Василий Степанович поживает? — пока Дора Васильевна девочке явно не доверяла.
— Я его довольно давно видела, но тогда был он здоров и весел, — сообщила девочка «почти что правду». Этого Василия Степановича, с которым Вере Андреевне пришлось вместе поработать — и который ее, собственно, с Дорой Васильевной и познакомил в тридцать шестом — она последний раз видела в лаборатории после того, как он «нарушил технику безопасности» и помочь ему было уже невозможно — но сейчас он был действительно жив и здоров. Далеко от Москвы был жив и здоров, и в ближайшие года три в Москве появиться вроде бы был не должен… — И дочка его… тьфу-тьфу-тьфу чтоб не сглазить, тоже великолепно себя чувствует. И очень теперь любит незнакомых людей до истерики доводить своими разными глазами, — о том, что у дочки глаза разные, Василий Степанович несколько раз упоминал мельком, а теперь, похоже, эта малоизвестная «деталь» окончательно убедило пожилую женщину в том, что девочка не очень-то и врет:
— Я думаю… — старушка пятидесяти лет от роду на секунду задумалась, — жилье я вам сдать, вероятно, могу. Вот только зимой… я топлю только одну комнату…
— Уж на дрова-то у меня денег точно хватит.
— А насчет платы…
— Я знаю, мне Василий Степанович сказал, что за хорошую комнату нужно платить хорошие деньги. Двадцать рублей в месяц — это вас устроит?
— Я… я думала, рублей семь…
— Семь рублей стоит койка в общежитии, это я тоже уже узнала. Значит так… я, конечно, про общежитие узнаю, но что-то мне подсказывает, что жить там мне не понравится. Вот вам плата за оставшиеся десять месяцев…
— Оставшиеся до чего?
— Ну сейчас же август, а учеба по май будет. А в мае я за следующий год плату принесу если меня из университета не выгонят.
— Спасибо, — очень растерянным голосом произнесла Дора Васильевна, — вы тогда располагайтесь… я вам покажу свободную комнату. Только там из мебели… разве что диван из кабинета перенести?
— Я пока и на полу посплю. Сегодня, может быть завтра. Я наверное знаю, где можно будет кровать купить — ну, если вы не возражаете.
— Я… нет. А вам ведь действительно отсюда до университета…
— Еще бы узнать, где там в университет записывают…
— Это недалеко, на Моховой.
— Или на Белинского, или еще где-то.
— Я точно знаю: на Моховой. Завтра вас туда провожу, я меня двое учеников в прошлом году в университет записывались.
— Спасибо, Дора Васильевна! Я, с вашего позволения, котомку
— В какой день?
— Я сегодня в Москву приехала! И у меня праздник — а в праздник положено готовить вкусное угощение. Ну так где магазины? Я найду, вы просто скажите…
На следующее утро Вере Андреевне пришлось познакомиться с соседом снизу: когда она с Дорой Васильевной спускались по лестнице, из нижней квартиры вышел невысокий мужчина и уставился на девочку.
— Это Варя, дочь старого друга супруга моего, в университете учиться будет, — тут же представила девочку Дора Васильевна.
— И проживать в вашей квартире? — как-то нехорошо поинтересовался мужчина.
— Я пока здесь остановилась, потому что приехала вчера вечером и только сейчас в университет документы подавать иду.
— Ну, если только в гости… ладно, — с этими словами мужчина быстро вышел на улицу.
— Да, а я об этом не подумала, — грустно произнесла старушка, — но я попробую вам прописку устроить.
— А в чем проблема?
— Нижняя-то квартира за чекистами закреплена, а они…
— А жилконтора где?
— Недалеко, через два дома… но я не знаю, на каких основаниях…
— А давайте туда зайдем и все узнаем. Только сначала все же в университет: до начала занятий времени уже мало осталось.
— Ну… да, идемте в университет…
К большому удивлению Веры Андреевны в канцелярии университета, где, собственно, и рассматривались документы желающих поучиться, народу было очень много и для того, чтобы подойти к столу, за которым сидела принимающая документы женщина средних лет, пришлось в очереди простоять почти час. А потом стало вообще довольно грустно: та, посмотрев направление, спросила на какое отделение девушка желает поступить:
— С вашим направлением мы вас принять, конечно, обязаны… но, боюсь, что мест на рабфаке уже не осталось. Так что…
— А я не на рабфак поступаю, меня запишите на физико-математический факультет, в химическое отделение.
— В химическое? Девушка… — работница канцелярии посмотрела на Веру Андреевну снисходительно-презрительным взглядом, — на это отделение принимаются товарищи только с разрешения Николая Дмитриевича. С личного разрешения.
— А он сегодня здесь?
— Скорее всего да. Так что идите и разговаривайте с ним!
— А кто такой этот Николай Дмитриевич, и где же его искать-то? И спросить не у кого, — растерянно произнесла Дора Васильевна после того, как они отошли от стола.
— А вот это я знаю. Дора Васильевна, вы тогда меня не ждите, домой идите — а я к вам приду когда здесь все вопросы решу. Это может оказаться не быстро, но вы не волнуйтесь…
В отличие от канцелярии, в химлаборатории народу практически не было. Вера Андреевна, неоднократно в этом здании бывавшая в прошлой жизни, нужного человека нашла в течение буквально пяти минут. И — поскольку тот вроде бы ничем серьезным занят не был — сразу взяла быка за рога: