Старушка на курьих ножках
Шрифт:
Викуся до уголков не добралась. Тут же среагировала, подняла на него томный взгляд, завела ножку назад, попа ее соблазнительно округлилась, пальцы в его руках затрепетали, идеальной формы грудь волнительно поднялась. Иии ррраз! Батман тандю жёте! – пронеслось у него в голове. Он однажды забирал племянницу из балетной школы. Послушные детские ножки и ручки заученно вставали в нужную позицию по команде строгой мадам.
–В другой раз, Бруно. Я сегодня не в форме, – сладко мурлыкала Викуся. Бруно отвлекся от батманов.
–Что ж. Надеюсь мне еще представится возможность насладиться Вашим талантом.
–Вы
–Да, улетаю сегодня. Честно говоря, мне уже пора бежать.
–Ууууу....Ну Брунооо, – Викуся вытянула совершенные губки, свела совершенные брови.
–Мне бесконечно жаль, Вики. Но…дела! – Он глазами, губами и руками изобразил, как ему жаль. Гран батман и фуэте!
Он увлек ее в дом, где с самыми искренними сожалениями распрощался с Владимиром Ивановичем и Ольгой Михайловной – шепнул ей, что барышня обворожительна. Мать понимающе улыбнулась.
Визитом в Москву Бруно остался доволен. Все прошло по намеченному плану. Пришла пора заняться вопросом колье.
В нужный ему город он прилетел в обед. Сразу же пригласил человека в номер отеля. Выслушал его отчет о проделанной работе. По количеству информации – он получил ее в устном, бумажном и электронном виде – Бруно понял, что Михаил Третьяков весьма занятный персонаж. Он не планировал задерживаться в Российской глубинке, поэтому, не теряя времени даром, приступил к изучению материалов досье.
В 1917году князь Красовский вывез семью во Францию. Вместе с семьей князь вывез львиную долю фамильного наследия, а тут следует сказать, что Красовские всегда являлись тонкими ценителями искусств, как художественных, так и ювелирных. В княжеских закромах бережно хранились изящные украшения – творения величайших мастеров ювелиров, богато инкрустированное оружие – наследие героического военного прошлого семьи, полотна именитых художников, дорогая посуда и прочие предметы роскоши. Но светлая история благополучного спасения омрачалась одним темным фактом. В России остался старший сын князя, любимец и прямой наследник. Супруга сына была на тот момент беременна первенцем, и должна была разродиться в самое ближайшее время. На семейном совете постановили разрешения родов дожидаться в России и при первой же возможности присоединиться к семье в Париже. Так дед Михаила Третьякова, Вацлав Антонович, родился в последние дни великой империи, на стыке времен. Во Францию они так и не попали. Разразилась революция, а затем гражданская война. В неумолимом потоке событий ХХ века перечеркивались старые вехи, обрывались семейные узы, судьбы человеческие писались заново. Так потомки славного пана Ежи оказались в разных государствах, в разных мирах.
Бруно листал исторические справки, сводки из архивов. Он во всем любил системность и деловой подход, поэтому решил не довольствоваться поверхностной информацией о человеке, а копнуть поглубже, насколько это возможно. В конце концов, человек уже дважды пересек его дорогу! Архивные справки о семье Третьяковых заставили его задуматься. Будучи выходцем из эмигрантской семьи, Бруно с детства слышал множество подобных драматических историй. Ему даже казалось, что когда-то он уже слышал именно эту. В голове возилась какая-то мысль, он никак не мог ухватить ее
Рано утром машина ждала у входа, Бруно забрался в кондиционированный салон, они плавно тронулись.
–Музыка не помешает? Ехать-то не меньше часа!
–Нет, не помешает.
–Ага, вот и чудненько.
Бруно неплохо говорил по-русски – в раннем детстве бабушка приложила к этому немало сил, поэтому искать франкоязычного водителя он не просил.
–А то знаешь, как бывает, сядет угрюмый какой жлоб и ни гу-гу. Тащишься тогда по пробкам, хоть волком вой, и дорога не в радость…
–Что?
–Я говорю, недавно вез мужика. Весь нервный, дерганый…
Бруно потерял нить разговора, отвлекся. Мимо проплывали старые кирпичные постройки, наверное, еще дореволюционные. Впрочем, они были густо разбавлены постройками современными. Двухэтажные дома красного кирпича с арочными окнами и коваными козырьками стояли по соседству с серыми панельными монстрами. По утреннему времени прохожих на улицах было еще мало, собачники вот в скверике торопят любимцев с утренним моционом, посреди скверика вездесущий всесоюзный дед с поднятой рукой, вот смуглые дворники вышли на службу, дорожные рабочие в оранжевых жилетах подняли чугунный люк, столпились вокруг дыры, закурили.
–…Слышь, друг… Я говорю, в объезд надо. Тут дорога шибко плохая. Если времени не жаль, конечно....
Времени было жаль, Бруно велел ехать по прямой.
–Ну, брат, тады держись, – изрек мужик. Бруно тут же затрясло и заболтало, как будто ехал он не в комфортабельной машине по вполне цивилизованному городу, а посаженный в бочку катился с горы. Водитель что-то выговаривал эмоционально, кажется, ругал власти, плевался, голос его дребезжал и сам он ходил ходуном. Бруно тоже ходил ходуном.
–Нет, ну ты скажи, в чем я не прав? Бруно признал правоту.
Вскоре они выбрались из города, дорога пошла веселей. Симпатичные кирпичные особняки за коваными решетками плавно сменялись деревянными домишками с резными крышами, а там уж пошли поля. Водитель все рассказывал что-то, смеялся своим историям, даже иногда оборачивался к нему, требовал подтверждения. Бруно начала уже утомлять эта поездка, когда машина вдруг остановилась, водитель вышел, постоял уперев руки в круглые бока, вернулся с соломиной во рту, обернулся к Бруно и сказал громко, как будто Бруно был глухой:
–Приехали, брат. Мост, вишь, закрыли… Но можно в объезд… если, канеш, времени не жаль… – Времени было по-прежнему жаль. Тогда они решили, что дальше Бруно пойдет пешком через лужок, лесок и деревеньку – мужик тыкал и возил толстым пальцем по карте, а он сам поедет в объезд. Пока доедет, Бруно уж дела поделает и можно будет вертаться. Мужик опять закричал:
–Не боись, спросишь, если что! Не пропадешь! Язык до Киева доведет! – Пуще прежнего развеселился мужик и загоготал. Бруно уже захлопнул дверь и гогот его водителя удалялся вместе с машиной, оставляя после себя клубы пыли.