Старый дом (сборник)

Красильников Геннадий Дмитриевич

Галя вспомнила, как Зоя затащила ее к себе, смеясь, рассказала об этом своем посещении. Андрей нахмурился, буркнул:

— А чего к ним ходить? Думаешь, так это она, по доброте? Как же, жди! Вот увидишь, сватов пошлют…

Галя удивленно посмотрела на Андрея.

— Да ты что?.. Мне замуж спешить нечего. Одна проживу!..

И вдруг заспешила, торопливо попрощавшись, вышла.

Оставшись вдвоем, мужчины помолчали, думай каждый о своем. Ушаков взглянул на Андрея, кивнув на дверь, подмигнул.

— Хорошая девчонка?

— Хорошая, — вздохнув, просто согласился Андрей. С усилием проговорил: — Хорошая, да не про нашего брата.

Она институт кончила, а мы что? Неучи… Эх, подучиться бы мне! — с тоской добавил он.

Ушаков" прищурившись, наблюдал за ним, будто соглашаясь, кивал головой.

— Так-так, неучи, темнота… Верно говоришь. А больше все-таки прешь! Дурак ты, Мошков! Счастье-то само в руки лезет, а ты… Э-эх, гвардия! И водь вижу, какими глазами она на тебя посматривает. Хорошая она девчонка, смотри, не упусти — хороший товар, говорят, не залеживается! Да цену себе подкинь, попил? А то — "неучи"!..

Глава XIV

Весной у Зон прибавляется забот по хозяйству. В середине зимы ягнятся овечки, у коровы ждут теленка, гусыня и куры садится на яйца. Всех надо накормить, напоить.

В этом году корова отелилась поздно. Зоя выносила ей пойло, ласково гладила по большому животу: "Скоро ли теленочка принесешь, Милка?"

Родился бычок — черный как ночь, только на лбу белая отметина, будто серебряный рубль. Дня три-четыре Зоя не трогала корову — все высасывал бычок. Потом стала понемногу доить, собрала и сварила целое ведро желтого, густого молозива. Получилась творожистая, комковатая каша — чожи. С незапамятных времен повелось: родился теленок — варят чожи. Дети очень любят чожи, и когда появляется теленок, тормошат мать: "Мама, когда сваришь чожи? Скорей бы, мама…" Попробовать свежее варево садятся всей семьей. А когда едят, отец стукает ложкой детишек по лбу: "Бычок бодается!" Если больно — терпи: ведь это бычок бодается!.. Была еще и другая, тоже давняя привычка: только сварят чожи, обязательно несут соседям или близким родственникам. А когда у них будет теленок, они принесут угощение. Старинные это обычаи, дедов и прадедов тоже стукали по лбам деревянными ложками: "Бычок бодается!" Ведь деды тоже были когда-то детьми и тоже очень любили чожи…

Зоя сварила чожи и немного взгрустнула: Олексана нет, Макар тоже еще не вернулся. Олексан, маленький, очень любил чожи, каждую весну с нетерпением ждал, когда мать сварит любимое кушанье. А нынче его и дома нет…

Макар пришел под вечер. Сели за стол, вдвоем молча пообедали. Зое нынче чожи не удался — пересолила. Раньше Макар обязательно бы стал ворчать. А сейчас не проронил ни слова.

После недавней ссоры он глубоко затаил обиду на Зою. Обида не проходила, тлела, как сухой трут. Гаснуть — не гаснет и пламенем не горит. В жизни Макара, как в старых часах, что-то проржавело, испортилось. Еще молчаливее и угрюмее стал Макар. Казалось, на все махнул рукой: живите как хотите, мне наплевать. По-прежнему работал в колхозе, плотничал. Но нетрудно было заметить: за каких-нибудь несколько дней Макар как-то постарел, сильно сдал. Спина еще больше сгорбилась, вокруг рта легли глубокие морщины. Теперь он, придя с работы, не возится по хозяйству, а, сбросив верхнюю одежду, ложится на широкую лавку с видом сильно уставшего человека, которому уже никогда не придется отдохнуть. Так он молча лежит до глубоких сумерек, не спит — все о чем-то думает, думает… А ночью ему, видно, снятся нехорошие сны: тяжело вздыхает, стонет.

Зоя

не беспокоила его, ни о чем не спрашивала. Лучше рану не бередить — боль утихнет, рана затянется, заживет. Поэтому Зоя не тревожила Макара, о прошлой ссоре не напоминала, как будто ничего и не было. Но от мысли женить Олексана не отказалась. Про себя решила так: пусть Макар делает, что хочет, а она своими руками принесет сыну счастье. Если не мать, кто о сыне позаботится? Макар, видно, этого не понимает. Да, он всегда — и в молодости — был такой, непонятливый… Все Зоя сама делала, — и теперь все заботы на ее плечах.

Охваченная одним желанием, Зоя уже не могла откладывать, не останавливалась ни перед чем. Прежде была осмотрительная, осторожная, теперь ее нельзя узнать.

Зоя решила понести угощение свежее чожи — соседке Марье. Заглушила неприязнь — не до старых ссор теперь ей было.

Сначала она решила отнести полное педро. Ладно уж, пусть угощаются, нынче корона у Марьи осталась яловая. Но тут же раздумала. Куда им столько, хватит и половины. Ведь даже спасибо не скажут, — такие люди. Сколько ни давай — добра не поймут.

К соседке Зоя пошла задами — подальше от людских глаз. Проходя через огород Марьи, заметила грядки с луком, подумала с завистью: "А у нее-то лук лучше, хорошо ей, когда в доме агроном свой…"

В сенцах она прокашлялась. Зайдя в дом, певуче спросила:

— Хорошо ли живете?

Марья отозвалась из-за печки.

— Хорошо, слава богу. Кто это там? Захлопоталась я, ужинать готовлю.

Зоя села на скамейку возле печки и, пока Марья не вышла из-за перегородки, успела несколько раз оглядеть комнату. Будто ощупывала глазами, — зорко осмотрела Галин угол, отметила: "Одеяло не новое. А наволочки красиво расшиты. Сама, что ли, вышивала? Наверно, в чемодане еще кое-что есть…"

Вытирая руки передником, из-за перегородки вышла хозяйка. Неласково взглянула на Зою, встала около перегородки, скрестив на груди руки: "Что тебе нужно? — спрашивала она всем своим видом. — Зачем пришла? Или что забыла здесь?"

Но Зоя другого и не ждала. Потому она сразу стала ласковой, уступчивой.

— Я уж сама села, без приглашения, Марьек. Давно в вашем доме не была. Гляжу, ой как у вас красиво стало! Раньше вы тоже чисто жили, а теперь еще чище. Не домик, а куколка, и только!

Не говорила, а пела, голос приторный. Она бы и дальше так продолжала, но суровый взгляд Марьи остановил ее. Пришлось вспомнить, зачем сюда пришла. Схватив ведро с чожи, протянула его Марье:

— Марьек, мы варили чожи, решила вам принести. Думаю, у вас теленочка нет, попробуйте. Видно, нынче ваша корова яловая?

— Да.

— Наша, слава богу, на той неделе отелилась. Макар с Олексаном уже поели, очень им понравилось. Думаю, пока все не съели, снесу-ка Марье. Возьми ведерочко, опорожни куда-нибудь.

Со стороны посмотришь — прямо добрые соседи!

— С коровушкой-то хорошо, что и говорить. Слава богу, корова во дворе — еда на столе…

Марье пришлось принять Зоино угощение. Освободив ведро, она положила в него горбушку ржаного хлеба: этого требовал обычай.

— Скорми своей корове, пусть много молока даст.

— Ой, спасибо, Марьек! Слишком ты большой кусок положила. — И, будто только сейчас заметив, повернулась в сторону Галиного угла, запела еще слаще. — Осто, как хорошо вы ее устроили! Век бы жила в такой красоте: и цветочки, и вышивки… А сама Галина Степановна где же, на работе?