Старый дом
Шрифт:
— Не буду скрывать, состояние больного тяжелое, сильное сотрясение мозга и открытый перелом правого бедра, — объяснил он. — Можете побыть возле него, но помните, больному нужен покой. Вот сестра вас проводит.
Андрей лежал в одиночной палате в самом конце коридора, куда совсем не доносился уличный шум. Сначала, когда Таисия подошла к кровати, ей показалось, что все уже кончено, настолько безжизненна, неподвижна была вся фигура, распластанная на постели. Зажав зубами платок, чтобы не разрыдаться, она села рядом на стул, не спуская взгляда с лица Андрея, мертвенную бледность которого
Андрей очнулся утром, когда сменились дежурные сестры. Глаза его долго блуждали по Таисьиному лицу, и чувствовалось, что он не узнает это лицо.
— Что болит-то, Андрюшенька? — трепетно спросила она, склонившись к нему.
Кто-то предостерегающе тронул Таисию за плечо.
— С ним сейчас нельзя разговаривать, — чуть слышно сказали у нее над ухом.
Таисия вздрогнула от этого прикосновения, узнав голос Ольги.
— Идем, тебе тоже отдохнуть надо. Всю ночь сидела ведь…
И то душевное участие, с которым Ольга произнесла последние слова, сразу обезоружило Таисию. Нервы ее не выдержали того чрезмерного напряжения, что выпало на их долю за эти сутки. Выйдя в коридор, она припала головой к плечу Ольги и разрыдалась.
— Оленька, милая! Что же теперь будет, что будет!
— Ну, полно, полно. Хорошо, живой остался. Врачи вылечат, — успокаивала ее Ольга. — А второй-то совсем. Тоже в мастерских работал, наверное, знаешь его? На операционном столе умер. Белобрысый такой.
Она увела Таисию в приемную, где не было сейчас ни единой души, попросила:
— Посиди, я сейчас одежду Андрея тебе отдам. Домой снесешь.
Через несколько минут она вернулась с вещами Андрея, завязанными в казенную простыню.
— Простыню обратно вернешь. Вот еще письмо в пиджаке было.
Таисия взяла из рук Ольги конверт, повертела в руках и, не отдавая себе отчета, неторопливо достала из него письмо, подчиняясь простому любопытству.
— «Здравствуй, Андрюшка!» — начала она читать вслух, потом вполголоса, и по мере того, как читала дальше, голос ее становился все тише и тише, переходя в шепот. Письмо выпало из ее рук.
— За что же мне такие адские муки? — застонала она, сжав ладонями виски.
Сразу вдруг стало ясно, почему Андрей последнее время задумчив был, почему в дом его не тянуло…
— За что, за что, господи? И все, все разом!
Потом, как бы не помня себя, выкрикнула:
— Не любит он меня, не любит!
До сих пор она жила лишь своими чувствами, своими желаниями, и желания и чувства других, даже самых близких ей людей интересовали ее постольку, поскольку соприкасались с ее собственными. Ей казалось, раз Андрей сам предложил ей пойти в загс, значит он хотел этого, а то, что он иной раз немного хандрил, проходило мимо ее внимания. А тут ей вспомнилось много мелочей, которые лишний раз подтвердили ее страшное открытие. Андрей, например, никогда сам первый не поцеловал, не обнял ее, ни разу не пошел с ней в кино, хотя она часто приглашала
Только тут Таисия по-настоящему оценила, как был дорог ей этот человек. Как она его любила! Приказали бы ей сейчас умереть ради его спасения, не задумываясь пошла бы на смерть, но узнать, что он любит другую женщину, после того, как ей, Таисии, было дано испытать всю глубину сердечной привязанности, — это для нее страшнее смерти, в тысячу раз страшнее.
— Да что у вас было-то? Толком скажи, — спросила Ольга, не зная, что делать, как успокоить ее.
— Все, все было! Чего уж тут, — отчаяние Таисии было так велико, что она не могла больше плакать и только монотонно покачивалась на стуле, продолжая сжимать ладонями виски. — Расписаться хотели. Не жить, не жить мне без него!
Ольга не утешала Таисию. Письмо и признание последней на многое открыло ей глаза. Значит, все-таки случилось то, чего она когда-то опасалась. «Ведь ты видела, видела, к чему клонится дело, — мысленно упрекала она себя, пряча письмо обратно в пиджак, — и отступилась. Не захотела портить себе нервы, горбатого, мол, могила исправит. А теперь вон что вышло…»
Искреннее, глубокое отчаяние Таисии убедило Ольгу в том, что та действительно любит Андрея. И Ольга, хотя по-прежнему не одобряла поступка Таисии, от души жалела ее. Она и сама перенесла много горя в своей жизни и сама до сих пор любила давно погибшего мужа. Это был веселый, жизнерадостный человек, и Ольга всегда думала о нем, как о живом.
В тридцатом году вышла она замуж за своего Сергея. Было им по двадцать лет. И жили они душа в душу. За десять лет ни разу не поссорились. Через год Ольга подарила мужу сына. Имя для первенца выбирали долго.
— Назовем Павлом в честь деда, — предлагала Ольга, но Сергей упрямо крутил лобастой светловолосой головой.
— Жизнь наша новая, и имена должны соответствовать, а Павлами всех царей звали. Мы такое имя придумаем, чтоб по нему сразу было видно, что за человек растет. Вот хотя бы Урал? — он расправил широкие плечи, грудь и гордо посмотрел сверху вниз на жену. — Чем плохо Урал Сергеевич? Главное, соответствует рабочему человеку.
Ольга уступила, имя, правда, не русское, но звучное.
— Теперь тебе сестренку купить, Урал Сергеевич, и полный будет семейный комплект! — довольно басил Сергей, играя с сыном после работы.
А работа у него была трудная — пильщик на лесозаводе, механизация примитивная, все вручную. Но Ольга никогда не видела мужа раздраженным, сердитым. Бывало, сама подойдет, когда он умывается, потрогает на спине рубашку — хоть выжми.
— Устал, Сережа? Две смены отбухал.
Он только улыбнется и обнимет жену крепко, крепко.
— С чего это я устал. Не на живоглотов робим, на себя, на детей наших и на все общество. Это понимать надо. Погоди Ольга, год, другой минет, заживем, хорошо заживем.
И такой он был Ольге особенно дорог.
После ужина он сам одевал сына.
— Айда на лекцию, Урал Сергеевич. Рабочему человеку сызмала к обществу и наукам надо привыкать. — И втроем они отправлялись на лекцию или в кино.
Чаще же на стол выкладывались старые потрепанные учебники.
— Без грамоты сейчас никак нельзя.