Старый дом
Шрифт:
— Мне бы твою красоту! — завистливо вздыхала она, потряхивая перед носом товарки крепко сжатыми кулаками. — Во бы где все мужики-то были!
За то время, что находился в больнице Андрей, Таисия как-то совершенно перестала думать о доме. Она хотела лишь одного, чтобы Андрей поскорее поправился и остался с ней рядом, и ради этого она согласна была на любые муки. Ведь у нее будет ребенок, его, Андрея, ребенок!
Вскоре после болезни Андрея Таисия приметила в себе некоторые изменения, но ничего ему не говорила, желая покрепче в том убедиться. И открытие это вошло сейчас в ее жизнь большой светлой радостью. Что бы ни случилось, никто уже не имеет на Андрея столько прав, как она, Таисия, а та —
— Заладила сорока Якова одно про всякого. Дом… дом… дом… Да на черта он мне сдался без Андрея-то? Клопов в нем, что ли, разводить? — и запальчиво передразнила Клавдию, которой как-то открыла тайну. — «От ребенка избавься, пока не поздно!» Сама живешь день да ночь — сутки прочь и других с толку сбиваешь.
— Это я-то сбиваю? — в свою очередь возмутилась Клавдия, тараща на нее глупые темные глазки. — Сама ночь-полночь ко мне бежит, и я же виновата стала? Да плевать я на тебя хотела в таком разе! — зло сплюнула она и уже от двери крикнула: — Верно говорят, не трожь дерьмо… Сама же опять прибежишь.
— Не беспокойся, не прибегу, — заверила ее Таисия, закрывая за ней калитку, и с тех пор избегать стала приятельницу свою, хотя та не раз пыталась помириться. Таисия не держала сердца на бывшую наперсницу, а просто к ней охладела. При виде Клавдии невольно вспоминала, с каким душевным теплом и участием отнеслась Ольга к ее горю, и, сравнивая их, удивлялась про себя: «И как это я раньше не замечала, что у Клавдии одни шуры-муры на уме. Пустоцвет, как есть пустоцвет».
События последних дней постоянно заставляли Таисию оглядываться на свое прошлое, на людей, связанных с ним, и побуждали анализировать и их и свои поступки. Пока это было еще не прозрение, а лишь робкая попытка понять смысл жизни. Но вместе с размышлениями в душе Таисии все чаще и чаще стала появляться какая-то непонятная неудовлетворенность собственной жизнью, сомнения в правильности своих стремлений и целей. Часто бывает так: живет, живет человек и никогда не думает, зачем, для чего живет окруженный лишь узеньким мирком мелких личных интересов, и вдруг какое-нибудь событие, иной раз самое незначительное, словно молния ударит в эту сонную, поросшую тиной заводь его мыслишек и желаний, всколыхнет их, очистит и не даст уже опять заснуть, застояться…
За последнее время и Ольга замечала, что свиданья с Таисией угнетают Андрея и при случае осторожно посоветовала:
— Может быть, Тася, повременить тебе к Андрею ходить. Нервничает он. От того температура поднимается. С Бушуевым поговори.
Однако Таисия не спешила следовать этому совету, боялась Бушуева, вдруг запретит ей вовсе с ним видеться, а она еще ничего не сказала Андрею о ребенке, на которого возлагала теперь все свои надежды в отношении будущего. Она понимала, что своим признанием может сейчас окончательно все испортить, поэтому молча выжидала. Полегчает Андрею, и тогда она ему все выложит. Но Бушуев сам вызвал Таисию к себе.
Случилось это уже после нового года, когда солнце повернуло на лето, а зима — на мороз. Однажды в обед Таисия, как всегда, пришла в больницу. В коридоре ее встретила дежурная сестра.
— Виктор Викторович просил вас, как пойдете домой, зайти к нему, — сказала она.
У Таисии от страха ноги подкосились. Зачем это он ее вызывает, что скажет ей?
Накормив
— Да, да! Войдите! — Виктор Викторович заполнял очередную историю болезни, но, увидев Таисию, отложил работу.
— Самочувствие вашего мужа внушает серьезные опасения, — начал он. — Если в ближайшее время процесс не локализуется, ногу придется ампутировать.
Таисия хоть и не очень разбиралась в медицинской терминологии, но что такое ампутация — знала.
— Неужели… Неужели ничем больше нельзя помочь? — спросила она срывающимся голосом и заплакала. — У меня есть деньги. Что надо, вы скажите. Я ни за чем не постою.
— Мы и так делаем все возможное, чтоб избежать такого исхода, — уверил ее Бушуев, постукивая по столу тонкими, выразительными пальцами. — К сожалению, не все еще зависит от нас. Судя по всему, больного сильно тревожат какие-то личные переживания. А они не только тормозят его выздоровление, но и помогают болезни развиваться дальше.
— Что же я-то могу? — заломив в тоске пальцы, плакала Таисия, стараясь поскорее выяснить, чего хочет от нее Бушуев.
— Вы самый близкий больному человек, — со спокойным доброжелательством перебил ее Бушуев и спросил: — Вспомните, не было ли у больного перед несчастьем каких неприятностей? Сходите к нему на производство, там узнайте, посмотрите дома, не скрыл ли он каких известий, писем. Мало ли что могло быть. В общем, надо немедленно выяснить, что его тревожит, что беспокоит.
Таисии не надо было доискиваться этой причины. Она знала ее с тех пор, как обнаружила письмо. Андрей тосковал о Лине. Но Таисия надеялась, что со временем вся эта его тоска пройдет, ведь время — самый лучший лекарь, и не думала, что душевное состояние Андрея может оказать на его здоровье такое влияние. И слова Бушуева ударили ее в самое больное место. Это, пожалуй, был самый сильный, самый жестокий удар из всех, что пришлось пережить Таисии.
Она отлично сознавала, что если кто и сможет сейчас помочь Андрею, так это только Лина. Но для этого ей надо дать знать о случившемся, а это значило добровольно отказаться от Андрея. Такая жертва показалась Таисии вначале просто невозможной. Зачем, для чего тогда жить? К тому же случайное упоминание Бушуева о письме, показалось Таисии намеренным и вызвало в ее душе сомнения: «Это, наверное, Ольга ему языком натрепала. Может, они нарочно сговорились в один голос петь, а Андрею на самом деле не так уж плохо. Вчера даже температура немного понизилась!»
Таисия не помнила, как оделась, как вышла из больницы и добрела до дома. Вернуться в мастерскую у нее не было ни сил, ни желания.
Первым ее порывом было сейчас же уничтожить это проклятое письмо, разбившее ее счастье, чтоб и следа от него не осталось. Нет, не будет она писать той девчонке. Если бы она любила Андрея, давно бы сама приехала узнать, в чем дело.
«Пусть лучше Андрей без ноги останется, чем уйдет к ней», — думала Таисия, разрывая конверт на части. Она сама согласна ходить за Андреем, как за маленьким ребенком, согласна выполнять каждую его прихоть, лишь бы он остался с ней.
Но здесь услужливое воображение с необыкновенной ясностью почему-то нарисовало ей вдруг образ безногого Тишки-пьяницы, что жил когда-то в Смоленске недалеко от родного дома Таисии, промышляя милостыней. Тишка передвигался на самодельной тележке от крыльца к крыльцу, отталкиваясь от земли руками, и гнусаво канючил: «Подайте несчастному копеечку на пропитание, Христа ради!» Затем он отправлялся в ближайшую чайную, куда мать частенько посылала Таисию за отцом, и пропивал там всю дневную выручку. Напившись до бесчувствия, Тишка засыпал где-нибудь под забором, жалкий, омерзительно грязный, и по его красному, в сизых прожилках лицу ползали мухи.