Старый дом
Шрифт:
– «Бульварный сторож»… – тихо ответила она, – так его зовут… Он, конечно, сумасшедший, но никому от этого не легче, потому что он пристает ко всем одиноким дамам…
И в самом деле, человек, похоже, увидев ничего не подозревающую жертву, вдруг как-то подобрался, выставил руки вперед и устремился к неспешно идущей по бульвару женщине, схватил ее сзади за плечи.
Слава в растерянности глянул на свою спутницу, не зная, как реагировать – не помочь – вроде нельзя, помочь – с его «бэкграундом» – можно попасть в любую самую неприятную историю.
Однако
Раздался тонкий и истошный крик, дама забилась в руках «бульварного сторожа» и чуть не лишилась чувств, а тот, удовлетворенно потирая руки, двинулся дальше. Но недалеко, к ним уже спешил городовой (а кем мог быть еще этот мужчина в форме, тут же, как из-под земли возникший на месте происшествия?), прихватил «сторожа» за ухо и начал что-то невнятно объяснять даме, второй рукой поддерживая ее под локоть…
– Пойдемте… – вздохнула Надежда. – Я видела, как вы приготовились бежать на помощь, и спасибо вам за это… Сейчас такое рыцарство нечасто встречается…
На Пречистенке возле одного из домов вся мостовая была усеяна соломой – отличный повод отвлечь даму от ее грустных мыслей.
– Перевернулся воз, который ехал на рынок? – поинтересовался наш герой. – Хотя какой тут рынок в центре города?
– Просто кто-то заболел, – вздохнула Надежда, – и чтобы его не мучил грохот проезжающих экипажей, стелют солому… Ну вот мы и пришли…
Прохоров поднял голову – они стояли у здания, на вывеске которого было написано «Фаберже Александр Петрович, доверенное лицо фирмы “К. Фаберже”».
30
Давным-давно, нет, не так, уж больно сказочный зачин получается, а у нас тут не сказка, а суровая реальность…
Правильно, наверное, вот так: уже довольно давно наш герой попал в первую свою заграницу,
…ну не считать же настоящей заграницей советскую Болгарию или почти советскую Чехословакию, в которых он побывал до этого…
а именно в город Гамбург, где у него оказались знакомые, пригласившие его погостить на Рождество. И вот там, в этом самом славном городе Гамбурге, в качестве угощения, повели его друзья-хозяева на новое тогда для любого, никогда не бывавшего за границей человека, но вполне привычное и ординарное для западных жителей, развлечение – антикварную мессу.
Сегодня в Москве подобные мероприятия называются Салонами и проходят два раза в год, а тогда это было абсолютно внове.
Они приехали к какому-то большому зданию (как объяснили хозяева, здесь всегда проходят выставки и ярмарки), купили билеты, причем Славу, как жителя Советского Союза, тогда еще существовавшего, приравняли к жителям ГДР, которым за билеты полагалась большая скидка, и вошли внутрь.
Вдоль стен расположились длинные ряды небольших антикварных отсеков-магазинчиков…
Впрочем, что это я начинаю описывать то, что и так всем знакомо? Сходите на любой сегодняшний московский Салон и увидите примерно то, что увидел наш герой тогда.
Суть ведь не в этом…
А в том, что Прохоров, бродя по бесконечным рядам этих магазинчиков,
– Знаешь что, – сказал он тогда с печальным вздохом, – продай на фиг все, что ты насобирал…
– Почему это? – возмутился приятель.
– Потому что все, что ты наколлекционировал за двадцать лет, легко можно купить не сильно задорого в паре антикварных лавочек где-нибудь на Ноеваль… Это такая улица в Гамбурге, центральная и центровая… – добавил он в ответ на недоуменный взгляд приятеля.
Это ощущение тоски от собственной деятельности, от ее бессмысленности и ненужности еще не раз посещало Прохорова, чаще всего после походов на антикварные Салоны уже в Москве.
В самом деле, продаешь что-то клиенту, расписываешь редкость и ненаходимость книги или альбома…
А потом приходишь на Салон и видишь еще три таких же экземпляра. Различной сохранности, конечно, и по разной, чаще всего бессмысленной цене, но все же три уникума в одном месте – это, конечно, – перебор и полная отмена этой самой уникальности.
И Слава давно перестал ходить на Салоны – кому охота чувствовать себя лжецом и почти преступником. В самом деле, продавать вещь за двадцать тысяч долларов (парное, правда, всего двушка), клянясь и божась, что ничего подобного на рынке нет и не найдешь никогда, а потом видеть еще три экземпляра…
В общем, смотри выше…
По-хорошему, нужно было поступать так, как догадывался Слава, поступали антиквары на Западе. Он был уверен, что перед каждым большим Салоном (маленькие можно не считать, они постоянно проходят в самых разных местах и собирают только местную публику) дилеры аналогичной тематики – букинисты, нумизматы, торговцы живописью или бронзой – собираются вместе. И решают, кто и что выставляет, чтобы, во-первых, друг другу не мешать, а во-вторых, не было таких накладок, как эти три уникума на одном Салоне.
Но представить себе, что можно договориться с Поганкой, Сибирской Язвой или Васенькой, нельзя было даже под сильным кайфом. Российский антикварный дилер вел себя в точности так же, как обычный российский бизнесмен – греб все под себя, просчитывая ходы только на один (если на два, сразу появлялось ощущение гениальности) и даже, похоже, не имея представления, что на свете существует еще кто-нибудь, кроме него самого…
Попытаться договориться с подобными птеродактилями (а их было не большинство, но все-таки немало) было таким же осмысленным занятием, как в борьбе с бандитами вербовать себе в союзники ментов. Сегодня у него хорошее настроение и он наезд разрулит, хоть и возьмет больше, чем договаривались. А завтра с утра небо серое, а трава пожухла, поэтому он сам и наедет – получить «пошлину» на изменение цвета неба и травы…