Старый дом
Шрифт:
Возможно, даже скорей всего, если бы слова эти были сказаны спокойно и властно, они на бандюка подействовали бы правильно. Кто его знает, какое-такое место занимает тип, подобный Прохорову, в иерархии? Вроде – шпак, дешевка, фраер, но вот папа к нему вежливо…
А тут…
А тут Вадик, который маялся в неведении, что делать, с помощью этого голоса (и текста) легко соскользнул в знакомый, привычный стереотип.
Если боится, значит, накосячил.
А накосячил – значит, украл, чего еще лох, которому доверили нечто дорогое, мог
Вадик вдруг повернулся всем корпусом к Прохорову и радостно заржал:
– Так ты, значит, от папы решил денежки притырить?
«Бычара» встал, больше не обращая внимания на пачки долларов, пружинисто подошел к коробкам, которые сам привез несколько дней назад и которые так и стояли нетронутыми – не до них было Прохорову…
– Книжечки, значит, продал, – веселился, видимо, радуясь вновь обретенной почве под ногами, Вадик, – а денежки себе… Ай какой молодец у нас книжак, ай какой герой постельных горизонтов…
То ли по телевизору слышал «бык» эту куцую хохму, то ли сам только что сложил из обрывков слышанного где-то и когда-то, только слова эти резанули Прохорова почти так же, как само появление Вадика.
– Мне что, Гороху позвонить, – спросил он, свирепея, – чтобы он тебя унял?
«Бык», однако, не обратил на эти слова никакого внимания. Он поднял одну верхнюю в стопе коробку и убедился, что она полна и даже не распечатана. И то, что его должно было убедить в том, что он ошибся, каким-то непонятным никому логическим вывертом удостоверило его как раз в том, что он – прав…
– Вот, – сказал он удовлетворенно, – я же говорил…
– Ты открой коробку-то… – предложил Слава, меняя тактику, – там в каждой список есть, и сравни содержимое…
– Ну, да, – тут же согласился Вадик, – а ты туда всякого дерьма насовал, эти, как его, дубли засунул и радуешься, думаешь, никто не заметит…
Он плюхнул коробку обратно, да с такой силой, что она не удержалась наверху стопы, а слетела вниз и, проскользив немного по полу, задела «уродца», который тут же предательски отъехал в сторону и… завалился…
– Ага… – еще веселей завопил Вадик, – да у тебя тут комната запасная, куда ты денежки притыренные прячешь… «Нычка» у тебя классная, хвалю…
И хотя опять же реальная ситуация стопроцентно опровергала версию «быка» – деньги лежали навалом в комнате Прохорова, а вовсе не были спрятаны в «нычке» – это нимало не поколебало Вадика в его версии.
– А ну, посмотрим, что там у тебя еще есть…
И он шагнул в Надину комнату.
Что окончательно вывело из себя нашего героя.
То, что вот это… существо сейчас по-хозяйски войдет туда, куда он не осмеливался входить в отсутствие хозяйки…
То, что эта морда начнет трогать и ворошить то, чего касались ее руки…
То, что в их мир вторгнется эта мразь…
Все это усугублялось для Прохорова еще и тем, что он в любую минуту ждал Надежду домой и она могла оказаться не просто в поле зрения этого веселого биоробота, но и в его руках,
И Слава, даже не думая, что он делает, не осознавая, что шансы его с шестьюдесятью годами, немалым брюшком и двумя инфарктами за плечами против профессионального бойца равны даже не нулю, а минус бесконечности, прыгнул и повис на плечах «быка», не давая ему войти внутрь.
Если быть совсем точным, прыжок этот застал Вадика в самом створе проема, одна нога была уже в Надиной комнате, а вторая все еще здесь, у Прохорова. И поскольку вес у Славы был немалый, а точка опоры у «быка» всего одна, то громила даже покачнулся слегка от такого броска.
Но, быстро поймав равновесие, стряхнул с себя нашего героя и наклонился, чтобы впечатать ему в челюсть завершающий удар.
Прохоров инстинктивно выставил руки вперед, но Вадик привычным движением отбил эту преграду, кулак его стремительно приближался к Славиному лицу и, скорее всего, к моментальной смерти от перелома шейных позвонков или основания черепа, уже не важно…
Слава машинально зажмурил глаза и потому не видел, как движение кулака вдруг замедлилось, затем остановилось и сам его владелец повалился куда-то вбок.
65
А когда наш герой, наконец, глаза открыл, первое, что он увидел, было лицо Надежды.
– Вячеслав Степанович, – испуганно спросила она, – вы живы?
И даже сквозь не совсем ясное сознание, каким-то неведомым краем его, Прохоров умудрился отметить, что и в подобной ситуации она не изменила себе, назвала по имени-отчеству.
– Жив… Где Вадик?
Она кивком указала куда-то в сторону, рукой проведя по лицу Славы, и в этой невинной ласке оказалось больше эротики, чем во всех эротических фильмах, вместе взятых…
Но об этом потом, потом…
– Что с ним?
– Я его застрелила…
И этот такой простой, прозвучавший с непререкаемой обыденностью ответ, поверг Прохорова почти в сомнамбулическое состояние.
«Квиты…» – мелькнуло у него в голове.
И он сам изумился…
Оказывается, все эти дни жило в его подсознании ощущение невозможности его, убийцы, совместной жизни рядом с Надей…
Но и об этом – потом…
Он посмотрел на нее, вроде бы все в порядке, нормальная женщина, в нормальном состоянии, словно она только что не убила человека, а наваристый украинский борщ приготовила.
Но Слава, который, оказывается за эти несколько дней успел хорошо изучить ее лицо, видел, что поселилась в глазах женщины неизбывная тоска, что ноздри чуть расширены по сравнению с обычным состоянием, что дыхание сбивчиво, что легкая испарина лежит на лбу…
И хотя, или именно потому, что наш герой совершенно забыл, что имеет дело с профессиональной революционеркой, с боевиком, который возможно уже не раз вышибал пулей мозги тем, кого комитет приговорил к казни, острая жалость к этой хрупкой женщине резанула его…