Старый год

Булычев Кир

– Планета самоубийц! – заявила она. – Так и назовем. Там же живут одни самоубийцы. Только те, у которых духа не хватило по-настоящему с собой покончить.

– Вряд ли, – вздохнула Калерия. – Слишком красиво.

– Тогда пейте кофе. Я вам не кухарка, – сказала Тамара. – Остынет, мне опять в туалет за водой бежать, кипятильник включать, а в любой момент может прийти пожарник. И конфискует чайник. Вы же знаете, что случилось в секторе ТИ.

Мы с Калерией скорбно склонили головы, потому что знали: в секторе Тайн Истории (ТИ) пожарник застал коллектив в момент

преступления – кипятильник был в чайнике, а чайник кипел. Пожарник конфисковал чайник и накатал такую телегу директору, что тот был вынужден издать грозный приказ. А что прикажете делать, если в старом особняке нет места для буфета, а бегать в кафе к метро и дорого и некогда?

Мы стали пить кофе. К счастью, Тамара не жалела растворимки.

Калерия Петровна сидела, закинув ногу на ногу. У нее были узкие сухие колени и щиколотки, как у породистой лошади. Но ведь не скажешь доктору наук, что у нее ноги, как у породистой лошади?

– Тогда пускай будет «тот мир», – сказал я.

– Тот мир... в том мире, о том мире... попробуем.

– А я буду их называть «самоубийцами», – сказала упрямо Тамара.

– Я продолжу? – спросила Калерия, будто перед ней сидели не мы с Тамарой, а весь завтрашний ученый совет. – Живут они как придется, но по привычке предпочитают спать в комнатах. Животных там почти нет.

– А Жулик? – спросила Тамара. И сама ответила: – Наверное, он так тосковал по своему хозяину.

– По какому хозяину?

– Который трагически погиб. И тогда под Новый год Жулик решил остаться в прошлом.

– Тамарочка, помолчи, – взмолилась Калерия.

– Как скажете.

Калерии очень хотелось выгнать Тамару из комнаты, но это было бы негуманно.

И мы продолжали брести по рассказу Егора, словно по заросшему осокой болоту, раздвигая стебли и порой проваливаясь в ямы. Информации не хватало, Егор, конечно же, не занимался детективной работой. Он жил в том мире и старался вырваться оттуда.

Добрались до системы правления.

– Обратите внимание, – сказала Калерия, – раз Егор не выходил за пределы небольшой части Москвы, мы не можем говорить не только обо всем том мире, но даже обо всей Москве. И раз там сложности с транспортом, то, вернее всего, тот мир разделен на множество маленьких ячеек.

– Мы этого не знаем, – сказал я. – Может быть, тот мир ограничивается половиной Москвы? А за его пределами эффект перемещения не чувствуется?

– Гарик, не говори красиво, – улыбнулась Калерия.

– Продолжайте, доктор, – парировал я.

– Формально тем миром правит император. Какая-то видимость порядка поддерживается с помощью так называемых велосипедистов. Но власть императора не абсолютна и вообще довольно условна – как ты будешь править страной, в которой нет голода и смерти, не говоря уж об элементарном перенаселении?

– Надоело – ушел, – сказала Тамара.

– Есть там какие-то дикие группы, вряд ли они представляют для нас большой интерес. Они совершают набеги на поселения... Но главное – это ветераны. Что ты нам о них расскажешь, Гарик?

– По рассказу Егора я сначала решил, что это

недовымершая коммунистическая ячейка, – сказал я. – А потом сообразил, что это любопытная смесь людей, придерживающихся тоталитарных устремлений. Но главное для них – сохранить в чистоте тот мир. Кто-то вбил им в голову, что их мир – островок в мире разврата, град Китеж, опустившийся в озеро. Правильно?

– Я согласна с тобой, – сказала Калерия.

– А там были знакомые лица. Все знакомые нам лица! – радостно вмешалась Тамара.

– А вот тут не стоит поддаваться первому впечатлению, – сказала Калерия.

И я был с ней согласен.

– Я полагаю, что в том мире, где нет времени, но каждый человек попадает туда со своими слабостями, своим тщеславием и своим гонором, число самозванцев превышает все нормы. Давайте для начала допустим, что ни один из них не носит своего имени заслуженно, – сказала Калерия. – Нам же эта условность удобна, потому что так они раскрываются. Если человек назвал себя Гитлером, значит, он предпочел бы быть Гитлером в первой жизни.

– А вот тут вы ошиблись, Калерия Петровна, – сказала Тамара. – К вашему сведению, Гитлер по-русски ни бум-бум.

– Дантес тоже ни бум-бум, – подмигнул я Тамаре.

– Опять за шуточки? – рассердилась лаборантка.

– Я не шучу.

– А как же он с Пушкиным на дуэли разговаривал? По-китайски? – подсекла меня Тамара, и я униженно замолк. Хотя Дантес с Пушкиным на дуэли разговаривал немного.

– Мне очень интересны люди в подвале. В отличие от прочих у них есть цель. Я думаю, что в их интересах вообще закрыть переход между мирами, который им представляется источником опасности, – сказала Калерия.

– А мне кажется, что для нас, для нашей работы самое главное, постоянен ли этот переход или совершенно случаен, – заметил я.

– По крайней мере, он возникает часто, – сказала Калерия уверенно.

– Почему?

– Они спокойно и естественно относятся к благам, которые приносит переход. Обрати внимание – добычу они ставят на стол на глазах у придворных. И никто не падает в обморок.

Я кивнул. Наверное, она была права.

– Еще одна проблема невероятной важности. Правда ли то, что человек, проживший там некоторое время, уже не сможет вернуться сюда? Правда ли, что меняется состав его крови? Егору говорили об этом разные люди, но это не исключает всеобщего заблуждения.

– Или кому-то нужной ложной информации, – подсказал я.

Надо сказать, что за последние три дня Егора прокрутили на приборах, словно отправляли в космос. Никаких отклонений не нашли. Но с другой стороны – он там был всего сутки и ничего не ел, не пил...

– Во всяком случае, – сказала Тамара, – я вам не завидую. Завтра они на ученом совете из вас будут делать отбивную.

– И будут правы, – согласилась Калерия. – В конце квартала, когда институт и без того еле сводит концы с концами, наша лаборатория приносит на ученый совет ни много ни мало – параллельную Землю с массой проблем, которая, вполне возможно, представляет явную угрозу всем нам. Они впадут в истерику.