Старый год
Шрифт:
Записка была написана на листке, вырванном из блокнота с листами на пружинке. Хорошая бумага. Как называются такие блокноты? Органайзеры! Почерк был обыкновенный.
«Евдокия! Главное, не беспокойся. Обычная история. Ребята позвали на дачу. Сообщить было некогда. Поехали на машине. А если не приеду на неделе, сообщу по телефону. И не беспокойся.
Люся».
Надо спросить, почему мать Люськи решила,
– Это снова я, – заговорил Егор быстро, чтобы мать не успела повесить трубку. – Почему она вас Евдокией называет?
– А как же ей меня называть? – ответила мать. – Меня так зовут. Меня Евдокией крестили. Это уж потом я стала себя Еленой называть, потому что имя Дуся меня не устраивает!
– Значит, мало кто знает...
– Зачем знать? – Мать задумалась. Наверное, она опохмелилась и уже не так злобилась. – Я думаю, она хотела показать, что сама писала. Понимаешь, как условный знак. Кто еще знает, что меня Евдокией зовут? Я прочту записку и пойму – это она писала.
– А разве вы почерка не знаете?
– Почерк! Почерк подделать можно. У девчонок у всех одинаковый почерк. А я сразу поняла, что Люська писала. Я бы от чужого и денег не взяла.
– Какие деньги?
– А никакие! Знаешь что, студент, ты в чужие дела не суйся, а то тебя быстро окоротят.
– Он вам привез деньги?
– Люська мне передала. Стипендию. Она стипендию получила и мне передала. Ясное дело – не чужие! Вместе живем.
– А кто их привез?
– Этот... кто надо, тот и привез!
И больше Егору ничего добиться от этой женщины не удалось.
Он положил записку на свой письменный стол и заставил себя, правда не очень успешно, забыть о Люське и обо всем, что было с ней связано. Весь день ему казалось, что это вот-вот удастся. И тут отец все погубил.
Во всех книгах открытия, которые меняют ход сюжета, положено делать герою. Он должен приглядеться к записке и сделать невероятное открытие: вместо «Австралия» читать «Антарктида».
Но случилось иначе.
Отец потерял кроссворд. Он – безумец по части кроссвордов, он покупает книжечки с кроссвордами у метро, он подписывается на три ненужные газеты и журнал «Смену», а также «Мегаполис-экспресс», в котором кроссворд занимает всю последнюю страницу. Порой он заставляет сражаться с ним членов семьи, но члены семьи старательно избегают таких сражений.
И вот в то утро отец куда-то положил вырезку из газеты с кроссвордом и принялся ее искать по квартире. А в квартире трудно было что-нибудь найти, потому что все жители ее – библиофилы и книжки постепенно выживают хозяев на улицу. Так что отец бродил по квартире и ныл, подозревая, что злопыхатели утащили его ненаглядный кроссворд. Вместо кроссворда он наткнулся на записку от Люськи, которую расстроенный Егор забыл спрятать. Отец взял записку, прочел ее и удивился.
– Самое нелепое послание, которое мне приходилось видеть.
–
– Тут тебе записку прислали, судя по почерку – влюбленная девица, которую угнетают родители.
– Какая еще девица?
– Старо как мир, родители не должны догадаться. «Евдокия, главное, не беспокойся...»
– Отец, положи, это мне.
– Знаю, что не мне. Тут же написано, что тебе. Но если ты хотел утаить письмо, надо было прятать в стол. Спрятать за тебя?
– Ладно, оставь где лежит, – сказал Егор.
А так как отец подчинился, он продолжал смотреть в экран, а потом удивился. С чего это отец решил, что записка обращена к нему?
Он встал, подошел к столу, взял листок и прочел его вновь. И надо же – у него будто застило зрение, ничего не увидел.
– Папа, – сказал Егор. – А почему она написана мне?
– Я забыл, как называется этот литературный трюк, – ответил отец, – но любой нормальный человек прочтет первые буквы и увидит...
– Я увидел!
Отец, довольный, засмеялся.
«Егор, спаси», – читалось по первым буквам.
Егор уселся в кресло и принялся проклинать себя – ведь она рисковала, она писала под внимательным взором тех, кто ее похитил... Похитил!
Егор перечитывал записку снова и снова и понимал, что положение, в котором он оказался, – безнадежно.
Получив записку, он продвинулся столь ничтожно, что можно было бы и не видеть этого листка. Нет, ты дурак, Егор! Еще пять минут назад ты вычеркнул из сознания Люську, придумав, что она предала тебя. А ты ведь единственный человек в мире, который поверит ей. А почему?
И тут Егору пришлось смириться с тем, что выкидывало из себя сознание: исчезновение Люськи связано с тем миром. Ведь будь это какое-то любовное приключение, вряд ли она стала бы обращаться за помощью к Егору. Именно к Егору.
И что ты будешь делать? Один? Когда нет своей организации, своей компании.
В понедельник он преодолел стеснительность и пошел в милицию.
В милиции дежурный майор был вежлив, холоден и равнодушен.
– А кем вы ей приходитесь?
– Знакомый.
– Ага, знакомый.
– Но я запомнил первую часть номера машины. Это синий «Меседес».
– Ладно, попросим ее мать прийти с заявлением.
Он мог бы показать записку. Но боялся ее потерять. Майор наверняка отберет записку. Приобщит к делу. Тогда у Егора не останется вообще никаких цепочек, связывающих его с Люськой. Егору казалось, что в самой бумаге, в пасте, которой написана записка, могут таиться ключи к разгадке. Нет, он не отдаст записку милиционеру, который вежливо попрощался с влюбленным мальчишкой. Изменила, ушла, а он безумствует. Ведь мог бы и сказать это открытым текстом, но сдержался, и на том спасибо. Даже улыбка была снисходительной, но не гадкой.