Старый Город

Гречко Андрей Антонович

Мгновенно заиграла жизнь давно забытыми яркими тонами, и предвкушение успеха закружилось в опьяненной голове. Крягу, не раздумывая, купил еще кружку.

И в этот миг, когда он наслаждался вином и будущим успехом, сзади него возникла давка. Особенно настырные пропойцы сцепились из-за склянки зелья, в толпе прошло волнение, и Крягу поддавила со спины пара молодчиков.

Покуда он пытался удержаться на ногах, к тому же не расплескав вина из кружки, особенно умелый удалец прорезал ножичком его напоясный мешок и вытащил оттуда ни много,

ни мало 200 рублей. Эти деньги Крягу, служивший писарем в городской управе, скопил за два года и ими собирался сегодня расплатиться в мастерской Шмидта.

Довольный Крягу не заметил пропажи и вальяжно продолжил свой путь.

Дом Шмидта не отличался бы ничем от остальных, если бы не пристройка слева, служившая ему мастерской. У нее была отдельная дверь на улицу, так что, по сути, во владениях художника имелись два выхода: этот и через основную калитку в заборе.

Знавший это Крягу направился сразу к двери мастерской и постучал. Это был его четвертый визит по этому адресу. Лишь в первый раз он заходил через калитку, когда явился справиться о стоимости услуг. В последующие посещения он, как и нынче, шел сразу в мастерскую.

Дверь отворил щуплый короткостриженный мастер Шмидт. Он сразу отступил назад и сделал знак гостю войти.

Во время предыдущих сеансов Крягу успел запомнить интерьер помещения. Теперь он полагал наверняка, где будет находиться то, за чем пришел, и, взглянув в левый дальний угол, мгновенно увидал картину.

То был портрет высотою почти в метр, и позабывший всякий этикет Крягу устремился к нему.

Подойдя ближе, он замер обомлевший. Такого эпохального полотна не ожидал увидеть и он сам! На портрете по пояс Крягу почтенно скрестил ладони на груди, и облик его в действительности поражал!

Он был запечатлен во фраке, коего у него отродясь не было, и выглядел по меньшей мере важной фигурой дворянского сословия.

Глаза из-под очков сквозили уверенностью и презрением – Крягу умышленно занимал такую позу, пока шла работа. Это был его бенефис, и он хотел торжествовать всегда!

Профессорский вид, надо признать, ему в действительности шел. Другое дело, что созданный образ шел вразрез с реалиями простого писаря в городской управе, но при мыслях об излишнем самолюбовании Крягу обычно лишь крестился трижды и нашептывал молитвы.

Потрясенный до глубины души увиденным портретом, он полез в мешок, чтобы отсчитать полагающуюся сумму Шмидту за работу, не подозревая, какой удар поджидает его впереди!

Испуг от того, что пальцы не нащупывали в мешочке денег, обернулся ужасом, когда он увидел прорезь в поясном кошельке. От осознания произошедшей беды Крягу затрясло так, что очки чуть не слетели с носа!

Добродушно улыбавшийся Шмидт не мог подумать ничего дурного. Ему было невдомек, отчего Крягу не произносил ни слова, а в следующие мгновения стал судорожно хвататься за голову.

– Деньги! – наконец выкрикнул он. – Все деньги!

Он было бросился к выходу,

остановился, снова рванул с места, но занесенный массой тела вправо, уткнулся в табурет и опрокинулся на стол. Разлились краски на лежавшие картины, над которыми шла работа. Тут уже и Шмидт схватился за голову и кинулся поднимать гостя.

– Да что же такое с вами?! – крикнул он.

Но Крягу уже выбегал из двери наружу.

Воротился он тремя четвертями часа позже, взмокший от пота, загнанный, как конь, и насмерть перепуганный, в полном отчаянии.

Прямой и ровный характер прорези в суме говорил о том, что она была проделана крепким тонким лезвием. Такое могло произойти лишь в сутолоке винного базара. Нигде более на своем пути к художнику Крягу не попадал в такое плотное скопление людей, где могла бы произойти кража.

Поэтому конечно же Крягу первым делом бросился на базар. Но что надеялся он там найти?! У бочек того торгаша, где угощался он, было такое быстрое и живое перемещение честного и не очень люда, что тех воров давно и след простыл!

Крягу кидался из стороны в сторону, совершенно не понимая, что делать, подбегал к торговцам, кричал им о своей пропаже, но те лишь мотали головой и предлагали выпить.

Тогда он отыскал жандарма и стал умолять его погнаться за ворами по горячим следам.

– Помилуйте, ваше благородие! Умерьте пыл! – зевая, с равнодушием отвечал ему усатый унтер-офицер. – С чего вы взяли, что не теряли денег по дороге к базару али не оставили их дома вовсе?!

– Но дырка! Дырка! Посмотрите на нее! – настаивал на своем несчастный Крягу. – Ведь здесь же очевидно, что имела место кража!

Браться за крупное дело вечером ленивому служителю закона не было ни выгодно, ни перспективно. Поймать воров в такой толпе спустя не меньше получаса как произошло преступление было невозможно, но и предпринять совсем ничего он тоже не мог. А потому он просвистел в свисток, собрал вокруг своих коллег и вместе с Крягу они свершили рейд по рынку.

Но потерпевший не имел понятия, кого искать! Он мог лишь дать расплывчатую версию о том, что был ограблен в давке возле винной бочки. В итоге жандарм посоветовал ему явиться на следующий день в управление составить заявление по факту кражи, а до того момента любые поиски были тщетны. Из базара было не менее пяти выходов: получалось, что воры могли покинуть его в любом направлении и сейчас находиться в любой части города!

Поведав Шмидту свою горестную историю, Крягу громко вздохнул и умолк. Наступило молчание, в котором непонятно что было делать дальше.

Шмидту, как человеку хоть и творческому, но чрезвычайно практичному, в общем-то не было дела до проблем очередного клиента. Его интересовал лишь положенный расчет за выполненную работу, и потому он вкрадчиво, но прямо и спросил:

– Так что же, сударь? Изволите платить сегодня и забрать картину?

От заданного в лоб вопроса Крягу рассвирепел: