Старый холостяк
Шрифт:
Блефф. Что вас тоже перехитрили, ха-ха-ха! — прибегнув к некоему военному маневру, вроде контрподкопа, что я сейчас и докажу с позволения моей прелестной супруги Араминты.
Люси снимает маску.
О дьявол! Я все-таки обманут.
Сэр Джозеф. Это всего лишь некий военный маневр, вроде контрподкопа. Я полагаю, мистер Вейнлав, вам известно, чьей рукою я завладел? Но все предано забвению.
Вейнлав. Мне известно, чьей рукой вы не завладели. Будьте любезны, леди, разочаруйте его.
Араминта и Белинда снимают маски.
Сэр Джозеф. Что? Ох, сердце!… Ну,
Шарпер. Сэр Джозеф, советую вам загодя заручиться прощением вот этого джентльмена. (Указывает на Хартуэлла.) Вейнлав, правда, был так великодушен, что простил потерю любовницы, но я не знаю, как Хартуэлл отнесется к потере жены.
Сильвия снимает маску.
Хартуэлл. Моя жена! Мой василиск! Клянусь светом дня, это она! Дай обнять тебя, Шарпер! Но ты уверен, что она вправду обвенчалась с ним?
Сеттер. Вправду и по закону. Я свидетель.
Шарпер. Беллмур все тебе объяснит.
Хартуэлл подходит к Беллмуру.
Сэр Джозеф(Сильвии). Простите, сударыня, кто вы? Я нахожу, что нам стоит познакомиться поближе.
Сильвия. Мой самый большой недостаток в том, что я — ваша жена.
Шарпер. Не бойтесь, сэр Джозеф: ваш удел совсем не так уж плачевен. Ваша жена — красивая леди и притом очень хорошего рода.
Сэр Джозеф. Она леди уже потому, что я ношу звание рыцаря.
Вейнлав. Такой участи достоин дурак и более высокого звания. Прошу относиться к ней как к моей родственнице, не то вы еще услышите обо мне.
Блефф(к Люси). Ну а ты, супруга, тоже знатная дама?
Сеттер. И моя родственница. Прошу оказывать ей соответствующее уважение. Желаю счастья, моя честная Люси! По-моему, мы не зря дружили с тобой семь лет.
Люси. Придержи язык. Я обдумываю, каким ремеслом мне заняться, пока мой супруг будет стяжать лавры на войне.
Блефф. Довольно войн, супруга, довольно! Пока я буду стяжать лавры за границей, может случиться, что дома мне приготовят совсем другое украшение.
Хартуэлл. Одобряю твою шутку, Беллмур, и благодарю тебя, а из благодарности — я ведь вижу, куда тебя несет! — постараюсь не допустить, что бы ты угодил в ту же ловушку, из которой вызволил меня.
Беллмур. Благодарю за добрые намерения, Джордж, но в браке, видимо, есть что-то колдовское: недаром же я твердо решил вступить в него.
Хартуэлл. Значит, давать тебе добрые советы бесполезно. Что до меня, то спасшись один раз, я не женюсь вторично, или пусть бог пошлет мне жену уродливую, как старая сводня.
Вейнлав. Сварливую, как старая дева.
Беллмур. Похотливую, как молодая вдова.
Шарпер. И ревнивую, как бесплодная супруга.
Хартуэлл. Уговорились.
Беллмур. А я, невзирая на эти страшные пророчества, предупреждения и пример, который у меня перед глазами, все-таки обреку себя на пожизненное заключение.
Белинда. Узник, используй свои оковы как можно лучше. (Протягивает ему руку.)
Вейнлав. Могу ли я надеяться на такое же счастье?
Араминта. Не стоит ли нам изучить сначала опыт наших друзей?
Беллмур(в сторону). Честное слово, она не смеет дать согласие из боязни, что он тут же пойдет на попятный. (Громко.) Увидимся завтра утром в церкви. Может быть, наше падение пробудит и в вас охоту пасть.
Сеттер. Они у дверей, сэр. Сейчас позову.
Входят танцоры и исполняют танец.
Беллмур. Итак, мы отправляемся в путешествие на всю жизнь. Берите с собой ваших спутников и спутниц. Сожалею, старина Джордж, что ты по-прежнему остаешься в одиночестве.
Хартуэлл.
Скакун, покуда молод, резво мчится.Звенит его бубенчик, круп лоснится,И солнце сбрую золотит на нем,И нипочем ему любой подъем.Но ах! Дорога что ни год труднее,И мы кряхтим под ношею своеюСупругой, прочно севшей нам на шею.Конь с места сам берет во весь опор,Но к финишу он не придет без шпор.Все уходят.
Эпилог,
который читает миссис Барри [52]
52
Миссис Барри — Элизабет Барри (1658–1713), выдающаяся актриса, с успехом играла во многих трагедиях и комедиях. Играла во всех комедиях Конгрива: Летиция («Старый холостяк»), леди Трухлдуб («Двойная игра»), миссис Фрейл («Любовь за любовь»), миссис Марвуд («Так поступают в свете»). «Не существовало чувства или страсти, которые она не могла бы сыграть, вспоминал Колли Сиббер. — Ее голос, красивый и выразительный, мгновенно подчинял себе зрительный зал; в сценах любовных или исполненных горя она становилась мягкой и трогательной. Никто так не умел вызвать сострадания публики, как миссис Барри. В сценах гнева или негодования она превращалась в женщину неистовую, порывистую, одержимую яростью».