Старый колодец. Книга воспоминаний
Шрифт:
Юрий Лотман и ученый мемуарист, весь в белом
Я никак не собираюсь претендовать на значимые исторические свидетельства о Юрии Михайловиче Лотмане и о его жене Заре Григорьевне Минц, у меня для этого нет оснований. Были, и живы по сей день, люди, знавшие их куда лучше моего; написано и еще будет написано множество воспоминаний, есть превосходная книга Бориса Федоровича Егорова, друга и коллеги Юрия Михайловича [47] . Я, возможно, и не решился бы на эту скромную интарсию, если бы не одно обстоятельство. В литературе, которую я листал, ясно просматриваются две точки зрения на Лотмана. Одни, его друзья, единомышленники и коллеги, рисуют идеальный образ человека, ученого, мыслителя, лидера революционного направления в отечественной — и не только отечественной — гуманистике.
47
Егоров Б. Ф. Жизнь и творчество Ю. М. Лотмана. М.: Новое литературное обозрение, 1999. Там же относящаяся к делу библиография.
Один мемуарист не поскупился на гипотезу: рассказывая о том, как Б. Гаспаров, выдающийся ученый, покинул Тарту и эмигрировал, он предположил, что Лотман в этот момент «вздохнул с облегчением». Другой… Пожалуй, здесь я позволю себе развернутый пример, видимая утонченность которого делает его интересным.
В своих воспоминаниях о редакторах всякого рода — это отдельное такое эссе — А. Жолковский, известный лингвист и литературовед, участник тартуских школ, ныне профессор в Лос — Анджелесе, приводит следующий эпизод.
«…Крупный ученый (ныне покойный), вождь научной школы, Главный Редактор целой престижной серии. Маринует статью года три, потом через Младшего мне удается узнать, что том двинулся, и даже добыть верстку. В ней я обнаруживаю критическую врезку от редакции и отсутствие дорогих мне эпиграфов, причем мой информант сообщает мне, что менять что-либо уже поздно. „Да ты позвони Ему, Он в Москве, у такого-то", — добавляет мой друг — блондин, явно предвкушая назревающее столкновение.
Звоню, застаю с первого раза, требую восстановить эпиграфы.
— Да они Вам не нужны. — Зачем они Вам?
— Во — первых, они кратко выражают суть, во — вторых, я считаю, что их автор незаслуженно забыт или замалчивается. (В частности, Вами, — не говорю я.)
— К тому же у нас нет места.
— Позвольте, но моя статья не так уж длинна, лежит у Вас давно, и Вы ни разу не заикнулись о размере… Места вполне хватит, если Вы снимете свою врезку, которая мне действительно не нужна.
— Я бы не выставлял этих эпиграфов.
— Но Вы их и не выставляете. Это моя статья, а не Ваша.
— Знаете что, я спешу на лекцию и вынужден прервать разговор. До свидания.
— До свидания.
Свиданию, однако, не суждено было состояться, ибо, утомленный истеблишментом и антиистеблишментом почти в равной мере, я эмигрировал. Статья же через некоторое время вышла — с эпиграфами и без врезки. Вопреки официозу напечатать диссидента — отъезжанта было для этого Главного делом чести, доблести и геройства — тут уж не до тонких семиотических разногласий…» [48]
48
Жолковский А. К. О редакторах. Цит. по: http://www.usc.edu/dept/las/sll/rus/ess/red.htm.
Читатель, хоть сколько-нибудь знакомый с описываемым миром, мог без труда догадаться, о ком идет речь, и, следовательно, по чьему адресу шпильки. Но мемуарист, не надеясь, видимо, на сообразительность читателей или желая расширить круг сообразивших, в другой статье, процитировав приведенный отрывок, декодировал его:
«Для истории, — как говорил Фома Берлага, не в интересах истины, а в интересах правды, — оглашу опущенные в массовом издании имена собственные. В порядке появления: Ю. М. Лотман, И. А. Чернов, Б.
49
А. К. Жолковский. Ж/2–97.Цит. по: http :// www . usc . edu / dept / las / sll / rus /ess/z97.htm. Прошу обратить внимание не трогательную дискретность автора: в массовом издании он эти имена не оглашал, только для узкого круга! Однако я их нахожу не в эзотерическом издании для посвященных, а во Всемирной сети. Как говорится, по секрету — интернету…
Так вот, в интересах правды имеет смысл прочесть пристальней этот мемуарный фрагмент. Итак, Главный, т. е. Лотман, года три маринует статью, после чего автор узнает, что «том двинулся». Значит, это целый том находился в состоянии неподвижности, не так ли? Не мешает вспомнить обстоятельства, о которых мемуарист умалчивает. К тому времени счастливые годы «Трудов по знаковым системам» были позади, на Лотмана давили всячески, в частности, очень просто, на «Труды» не давали бумаги! Выпуск 1971 года (пятый) насчитывал чуть более 550 страниц, выпуск 1973–го — более 570, а вот десятый (1978) — 145, одиннадцатый (1979), где названная статья А. Жолковского, — 143. Ждать приходилось не ему одному.
Далее, о Младшем. Это Игорь Аполлониевич Чернов, ближайший ученик и коллега Ю. М. Повествователь называет его другом — блондином. Я знал всю семью Черновых, его отец много лет заведовал нашей гибридизированной кафедрой, и если мне не изменяет зрительная память, Игорь Аполлониевич скорее светлый шатен. Впрочем, я могу ошибиться, давно не встречались, да не в том дело: «друг — блондин» — это не для памяти зрительной, а для памяти литературной. Ищите в записных книжках Ильи Ильфа: «Есть у тебя друг — блондин, но он тебе не друг — блондин, а сволочь». Так с помощью изящной интертекстуальности, словно бы между делом, можно швырнуть ком грязи в Игоря Чернова, хотя из текста никак нельзя заключить, чем он этот ком заслужил. Да и ком-то не один, мы тут же узнаем, что И. Чернов еще и интриган, который подстраивал и предвкушал назревающую склоку.
К спору об эпиграфах. Одиннадцатый выпуск со статьей Жолковского передо мной, эпиграфов два — из М. Гершензона и из Р. Якобсона (не из Б. Успенского). Упрек Лотману — насчет Гершензона. Ну, не знаю, перечитывать всего Лотмана, чтобы проверить, заслужен ли упрек, мне недосуг. Но снявши с полки подвернувшиеся под руку лотмановские «Беседы о русской культуре», я тут же наткнулся на две ссылки [50] . Видимо, если Лотман и замалчивал Гершензона, то как-то бессистемно.
50
Лотман Ю. М. Беседы о русской культуре. СПб., 1994. С. 354–355, прим. 126 и 127.
Теперь давайте прислушаемся к интонационно — смысловому рисунку телефонного обсуждения.
«Вы ни разу не заикнулись о размере…»Каждый, кто помнит, что Юрий Михайлович слегка заикался, сумеет оценить элегантную остроту профессора Жолковского.
Далее, Лотман, с присущей ему академической учтивостью, излагает свое мнение в сослагательном наклонении — «я бы не выставлял…».На что следует далеко не академическое — «а вы и не выставляете. Это моя статья, а не ваша».В переводе на язык обыденной жизни это значит — «а ты чего суешься, морда, твое какое дело?!» Когда разговор переведен в такую плоскость, редактору надлежит раздвинуть указательный и средний пальцы правой руки, образуя знак виктории, и ткнуть ими в глаза обидчику, приговаривая — «а ты кто такой!» Вместо этого воспитанный Лотман твердо, но вежливо прерывает беседу — и правильно делает. Можно было и раньше, после намека на заикание. Тем не менее, из уважения к желанию коллеги, как видим, врезку убирает, а эпиграфы сохраняет!’ [51]
51
В этом месте уж никак не обойти тот факт, что Ю. М. Лотман опубликовал статью А. Жолковского, хотя с его концепцией не был согласен и считал ее исходный тезис ошибочным. См.: Внутри мыслящих миров. Часть первая. В кн.: Лотман Ю. М. Семиосфера. СПб.: Искусство — СПб, 2001. С. 210 и след.