Старый, но крепкий 2
Шрифт:
Я стиснул зубы и кивнул.
Они подошли ближе. Один из мужчин подставил плечо для опоры. Я понимал, что они искреннее желают помочь, но внутри всё кипело от злобы. Почему они помогают, почему стараются пошутить, подбодрить меня? Жалкие людишки думают, что от их сочувствия мне станет менее больно…
Я тряхнул головой, пытаясь избавиться от чужих мыслей.
Мы шли медленно и не слишком далеко: спустя минут пятнадцать ходьбы нас подобрала и довезла до города повозка. Там компания отпустила меня.
— Спасибо… — пробормотал я сквозь
— Береги себя! — сказала женщина с улыбкой. — И помни, найди меня через пару лет!
Я не ответил: отвернулся и похромал к лавке травника, опираясь на шест.
В лавке, как и всегда, отвратно воняло разными травами — запахи были настолько сильными, что хотелось прочихаться. А потом сжечь лавку вместе с Роем.
— Ты ранен? — спросил он сразу же, как только увидел меня. Идиотина, что за глупый вопрос?! По мне не видно?
Я молча протянул ему короб с травами.
— Почему хромаешь? Что случилось? — спросил он настойчиво.
— Цзянши, — коротко ответил я. Объяснять подробнее не стал — обязательно сорвался бы и наорал на травника. Желание сделать кому-нибудь больно или хотя бы накричать на кого-то становилось нестерпимым. Мне приходилось тратить остатки сил на самоконтроль.
Рой нахмурился и покачал головой.
— Зайди завтра, парень. Я подберу тебе травы для заварки — это не зелье, конечно, но рана заживать будет быстрее. А пока вот… держи чистый бинт. И вот этим маслом вокруг раны кожу намажь. А этот бальзам на саму рану нанеси.
Он сунул мне в руки белую тряпку и антисептик. Стараясь не думать, что эта скотина мне указывает, я поблагодарил его сквозь зубы и вышел на улицу.
Дорога домой казалась бесконечной. Каждый шаг отдавался болью в бедре и гулом в голове. Но хуже всего были навязчивые мысли.
Чужая злоба и ненависть продолжали бурлить внутри меня, звучали шепотками в голове: «Все они одинаковые… Слабые… Жалкие… Не достойные жить.».
«Это не мои эмоции», — повторял я про себя снова и снова, как заклинание. Только это не работало, они не уходили.
Но до дома я дошел. Сдержался: пусть и разговаривал сквозь зубы и благодарил голосом, которым обычно проклинают, ни разу никому ничего плохого не выдал, не сорвался, не пнул спящего у забора алкоголика и не пожелал старухе-соседке поскорее лично увидеть Ками. Опыт старой жизни мне в помощь — там часто болело тело, иногда так сильно, что спать не мог, и на тех, у кого ничего не болит, смотрел со злобой. Хотелось отыграться на ком-нибудь, спустить пар.
Дом встретил меня тишиной и полумраком. Я закрыл за собой дверь и направился к бочке с водой, тяжело дыша.
Всё тело ныло, особенно бедро, где рана продолжала кровоточить. Нужно срочно заняться этим.
Вскипятил воду, перелил в деревянный тазик и подождал, пока немного остынет. Снял повязку, зашипев от боли. Дорожка запекшейся крови тянулась до сапога,
Я опустил ткань в чистую воду в тазике, выжал её и осторожно начал смывать кровь возле раны. Работал медленно, стараясь не торопиться. Каждое движение вызывало вспышку боли, но я стиснул зубы и продолжал.
Когда рана была очищена, я нанес бальзам, помазал кожу вокруг маслом, а после чистой повязкой аккуратно замотал бедро.
Закончив с этим, я подошёл к чайнику, который оставил на столе вчера утром. Он был холодным, но чай еще оставался. Я поднял его и сделал несколько глотков прямо из носика. Вода была прохладной, но главное — она утолила жажду и слегка восполнила энергию: по телу разошлась теплая волна.
Я дохромал до комнаты и устало опустился на кровать.
Сидя на краю, я посмотрел на свои руки. Они дрожали — от усталости или от чего-то другого, я не знал. Эти чужие эмоции всё ещё были со мной. Злоба и ненависть Барта пульсировали внутри меня, как яд. Они не давали покоя, шептали в голове о том, как слабы и ничтожны люди вокруг.
Я не мог оставить это так. Или мог? Кто вообще сказал, что это злоба Барта, а не моя?
Качаю головой: нужно заняться проблемой как можно быстрее. Выпрямляюсь, закрываю глаза.
Глубокий вдох — и я сосредотачиваюсь на своём дыхании. Медленный вдох через нос… задержать… выдох через рот.
Постепенно я погрузился внутрь себя.
Внутри всё было иначе. Там не было ни дома, ни кровати, ни ощущения тела — только пустота и хаос эмоций. И в этом состоянии я замечал чужие чувства — злобу, ненависть, удушающее презрение ко всем и вся. Они тянулись к моим воспоминаниям, пытались прорасти в них, оплетали моё сознание липкими щупальцами.
Это не мои эмоции, — напомнил я себе.
Дальше пришлось хорошенько поработать. Я искал ненависть Барта — яркую, жгучую, и по отработанной методике закрашивал ее серой краской. Искал злобу, презрение, гнев и ярость к людям, удалял чужие желания. И чем больше я работал над собой, тем легче удавалось определить, где мое, а где чужое. Я пересматривал свою память, свои эмоции, которые испытывал к людям вчера или неделю назад и брал их за эталон. Все, что выбивалось за его пределы, я тщательно рассматривал, и если находил там чувства Барта, закрашивал серым.
В процессе всплывали некоторые воспоминания Барта: обрывки его жизни, его ненависти к людям вокруг. Полезного в таких воспоминаниях не было, а эмоции в них въедались почти намертво. Такие образы и воспоминания я стирал. Каждый штрих воображаемого ластика размывал и убирал лица, голоса.
Когда всё было закончено, я открыл глаза. Комната снова стала реальной — деревянные стены, кровать подо мной, слабый свет из окна. Я чувствовал себя легче, как будто сбросил тяжёлый груз с плеч. Меня все еще что-то раздражало, хотя и не хотелось убить кого-то. Работа не была закончена, но сегодня сил на поиски чужих эмоций не осталось.