Старый пёс
Шрифт:
Впрочем, это всё о другом, не о гвозде, а ведь недостаток людской фантазии Старый Пёс усмотрел именно в связи с гвоздем. Тем самым гвоздем, что пару раз в год поддерживал на весу злосчастный дареный гобелен. Он не понимал, почему бы, к примеру, не поместить на этот железный торчок его поводок или даже поводок вместе с ошейником, и раз и навсегда перестать пикироваться по ерундовому поводу. Тем более что сбруя Старого Пса – кожаная, ярко-красного цвета, с золотыми заклепками и такой же плашкой с собачьим именем и хозяйским номером мобильного телефона, несомненно, была достойна лучшей доли, чем банальный крючок на вешалке, вечно скрытый под куртками и пальто. Даже не отдельный крючок. В свое время Старый Пёс принялся было настаивать на персональном крючке, но упорный лай в прихожей был истолкован превратно, и пса по нескольку раз в день быстренько, чтобы не нагадил в доме, сплавляли на улицу. Оказией Старый Пёс, разумеется, пользовался
Кстати, мама Хозяйки всегда говорила о Старом Псе: «Хитрец и мудрец, каких поискать». В эти мгновения Старый Пёс прощал ей гобелен, вазу, таинственную мелочовку и гордился собственным великодушием. Он знал, что старая женщина немного его побаивается, обожал припугнуть людей шутки ради, ну и чтобы место свое не забывали. Словом, напоминал старушке, что у собаки зубы всегда близко. Домочадцы за прожитые годы свыклись с характером и манерами Старого Пса. Или лучше сказать – притерпелись? Как доблестные пограничники, они не реагировали на провокации. Порой такое пренебрежение к угрозе расстраивало Старого Пса, и он устраивал «День террора». «День» обычно был короток, чтобы устремиться к ночи, ему порой хватало и четверти часа. Завершался он трёпкой, больше символической, и унизительным переименованием Старого Пса в Пожопеполучаева, хотя случалось хозяйской тапке прилетать и не в филейные места. Другое дело – мама Хозяйки. Разумеется, ей спектакли, срежиссированные и сыгранные Старым Псом, тоже были не в новинку. Не один премьерный показ отстояла в ужасе. Однако же волей-неволей эмоции подзабывались в разлуке, и она сильно нервничала, стоило Старому Псу начать выписывать вокруг нее сужающиеся круги, пристально оглядывая снизу вверх. Вспоминала, как однажды он ее тяпнул. Не до крови, но чувствительно и обидно, потому как наказана она была безо всяких причин. Напротив: присела, не щадя артрозных колен, почесать Старого Пса за ухом. «Помни: …и коварен!» – гласили несколько красно-синих отметин на женском запястье. К вящему удивлению Старого Пса, они были поняты исключительно верно.
Давным-давно минули те времена, когда мама Хозяйки – «нехозяйка», как за глаза утверждал о ней Хозяин – объявлялась в их доме. Старый Пёс уже и не помнил, когда в последний раз размеренное течение жизни срывалось в водопад расстановки, развешивания и раскладывания подаренных старушкой вещей. Сто лет в квартире не пахло домашней выпечкой. Правда, однажды мама Хозяйки спалила единственную и неповторимую сковороду «Le Creuset», которую Хозяин вез Хозяйке из-за границы и заплатил за перевес больше, чем за саму сковороду. Кстати, Старый Пёс так и не понял, почему для приготовления легкой еды, а именно о ней постоянно говорили в семье, нужны такие тяжелые сковороды… В общем, тяжелую сковороду спалили, и в воздухе вместо выпечки ощутимо запахло вендеттой. Если, конечно, можно объявлять вендетту собственной матери – в такие детали Старый Пёс не вникал: «Не собачьего ума дело. Хотят свою мать мочить – пусть мать мочат. Даже любопытно».
Старый Пёс относил вендетту к жанрам словесной дуэли и вынужден был признать, что Хозяйка объяснилась с губительницей кухонной утвари просто-напросто виртуозно. Любой из эпитетов он мог спокойно употребить по отношению к своей, собачьей матери. Если бы та призналась, к примеру, что он нежеланный щенок. Или подкидыш. В любом случае, если забыть о досадном недоразумении с иноземной сковородой, по части готовки мама Хозяйки была большой мастерицей и никогда не забывала Старого Пса. Тот от мучного быстро толстел, вызывая неудовольствие Хозяина. Естественно, меньшее, чем тёща, подкармливавшая собаку. Однако же вот досада: неудовольствие тёщей до поры до времени следовало скрывать. Старый Пёс всё понимал и к ворчливым упрекам Хозяина во время прогулок относился по-философски.
Вместе с приятной Старому Псу гостьей из его мира исчезли бесконечные поучения, наставления, советы, которыми мама Хозяйки пичкала домочадцев и считала чрезвычайно полезными. Причем не она одна так считала – Старый Пёс был на ее стороне, ведь «уроки мудрости», как правило, сочетались с готовкой. Даже хозяйские свары, обычное дело после отъезда родственницы, изрядно подрастеряли былую, запомнившуюся яркость. «Память выгорает будто шерсть на солнце», – разродился по этому поводу собачьей максимой Старый Пёс. Почти вслед за исчезновением из его жизни мамы Хозяйки – года не прошло – ушла и не вернулась сама Хозяйка… И вот, поди ж ты, нынче и гобелен на почетном месте, и салфетки
Старый Пёс потешно скакал на трех лапах, попеременно давая роздых задним – то левой, то правой. Увы, способностью щадить на ходу переднюю пару мать-природа собаку не наделила, пожалела, и так, решила, перебьется. То есть не пожалела – пожадничала. «Возможно, природа просто не ведает, что значит жить пузом вниз, на четвереньках, потому разумная и гуманная мысль ее не посетила», – нашел объяснение своим неудобствам Старый Пёс и удивился: не в его привычках было что-то или кого-то оправдывать. Кроме себя. «Теперь-то уж наверняка в собачьи чертежи внесены все нужные исправления, – позавидовал он неизвестно кому. – Осталось лишь придумать заминку, под которой можно разом отозвать всю предыдущую партию. Но мне-то какой с этого прок? Мне уже… Что наступать – бежать, что отступать – бежать…»
Старый Пёс тихо ворчал в заиндевевшую бороду свою скучную, не способную ни на йоту поменять его жизнь ворчалку. Давно приевшуюся. Но другой не было. Так незамысловато и безопасно для окружающих он отводил скукожившуюся на морозе собачью душу. Впрочем, по поводу безопасности для окружающих… Никто Старого Пса в данный момент времени не окружал. Кроме него на тропе был только Хозяин, но тот безнадежно отстал, плелся себе в плохо различимой дали. А может быть, и не так далеко, как представлял себе Старый Пёс – последнее время он стал немного подслеповат. Слава богу, ему ничего не было известно о «снежной слепоте», иначе… Страшно подумать, чем угрожало такое открытие несчастной зиме. И наплевать, что вокруг ночь, а «слепота» отдыхает.
Похоже, Хозяина тоже устраивало одиночество, поскольку за последние минут десять он ни разу не окликнул Старого Пса. С другой стороны, он наверняка видел собаку. На пустой тропе, на искрящемся под звездами снегу… Должен был видеть. «К тому же он настолько выше от снега, чем я!» – выделил пёс очевидное неравенство. Оно превратило возможность сравнения остроты собственного зрения с хозяйским в форменную бессмыслицу, в фарс… Как и было задумано. В то же время, окликни Старого Пса кто-либо насмотревшийся сказок про хоббитов «малоросликом», пёс бы и ухом не повел, настолько серьезно воспринимал сам себя. Это было кредо его жизни. Пёс раздражался, когда Хозяин называл его в разговорах «большим маленьким псом». «Что за нелепица такая!» – отвергал Старый Пёс это определение. Признаться, «нелепицу» он придумал не сам. Это слово употребила томная и недосягаемая – в самом прямом смысле, даже просто понюхать, афганская борзая Герда, когда сплетничала со Старым Псом о хозяевах, и тот описал своего: «Он, конечно же, умный, но такой дурак!..»
В общем, Старый Пёс полагал, что Хозяин прекрасно видит свою собаку, а самой собаке напрягаться нет никакого резона. Он не оглядывался из упрямства, не задаваясь вопросом – чему именно упрямится, и стремления поскорее оказаться снова в тепле. Такое решение было в духе Старого Пса, Если оглянуться и обнаружить, что Хозяин слишком далеко, то придется его ждать, терять драгоценное время и, что хуже всего, нещадно мерзнуть. «Один поворот головы – и туча невзгод, с ума сойти можно», – отметил он несправедливость последствий за сущий пустяк. Моментами Старый Пёс жалел, что они не пошли по дороге. Дорога вела через темный тоннель, пробитый в горе, и пару раз Хозяин со Старым Псом ею пользовались. Так путь получался раза в четыре короче, но у Хозяина не было с собой поводка, а без поводка близость машин и автобусов угрожала Старому Псу самой худшей из бед.
Это редкое совпадение взглядов в редкие часы размолвок позволяло обоим – и Хозяину и Старому Псу – верить в то, что живут они в целом в согласии. Если Старый Пёс при царившей и, казалось, на все времена прописавшейся в здешнем воздухе холодрыге вообще сохранил способность чему-либо радоваться, то радовало его исключительно отсутствие на заснеженном поле машин, вообще какой бы то ни было техники. Тут Старый Пёс чуть было не дал слабину: «Вот же повод посмотреть назад. Вдруг так кто-то едет?» Но абсурдность предположения – тропа была не широкой, только для людей – и мысль о возможных последствиях, они же «туча невзгод», возобладали. Старый Пёс продолжил трусить с подскоком и без оглядки. Он лишь ненадолго напряг шею, заподозрил ее в склонности к самоуправству. Чтобы ненароком не подвела из подхалимажа – чаще всего Хозяин ласкал Старого Пса, перебирая пальцами именно по загривку.