Статьи из газеты «Труд»
Шрифт:
Крылатые слова из фильма «Жмурки» — «Карачун тебе, Церетели» — в очередной раз не подтвердились. Зураб Церетели вернулся из Франции, где как раз устанавливал памятник четырем мушкетерам, и сообщил, что в ближайшее время установит в Москве Пастернака. Искусство непобедимо, и даже если бы решительный Ресин титаническим усилием убрал Петра со стрелки, пучеглазое чудовище не перестало бы существовать.
Однако можно было надеяться хотя бы, что творчество Церетели не было бы представлено в Москве столь широко. Как видим, обманула и эта мечта… Церетели выражает собою не московский, а государственный стиль. И этот
Если же говорить серьезно, Церетели в самом деле гораздо неубираемей Лужкова. И причина не только в том, что изваянное не расплавишь, а заставленное не расчистишь: искусство действительно прочней политики, но несколько окоротить зарвавшегося монументалиста вполне реально. Вопрос — нужно ли? Ведь, как замечательно показал Алданов в «Ульмской ночи», рациональное мышление неотделимо от идеи красоты, и здравый подход к вещам — у Алданова это названо «картезианским состоянием ума» — невозможен для человека с безнадежно испорченным вкусом.
Стало быть, чтобы русская жизнь оставалась такой, какова она есть, а массы так и не научились правильно понимать, что с ними делают, — нужно прежде всего отбить этот самый эстетический вкус, а это далеко не только московская проблема. Чтобы у людей возникло превратное представление о государственности, надо поставить такого Петра. Чтобы они никогда не захотели научиться у Пастернака истинной духовной свободе — надо будет поставить такого Пастернака.
Без согласования со специально созданной комиссией, без согласия пастернаковского сына, без конкурса — словом, без всего, что хоть как-то способно ограничить всевластие торжествующей, душной пошлости, воплощенной в образе президента Академии художеств. Перемены в России начнутся не тогда, когда скинут того или иного градоначальника, будь он хоть хозяин всея красныя Москвы.
О переменах можно будет говорить, когда они коснутся эстетики; когда телевидение перестанет быть заповедником убожеств; когда Церетели перестанет ваять и расставлять по России своих монстров; когда в речи лидеров появятся сложные слова и человеческие интонации. До этого мы имеем дело с косметикой, с перекраской и маскировкой. А символом всей русской перестройки нового образца так и будет замена церетелиевского Петра на церетелиевского же Пастернака. По-моему, это перемена к худшему. Потому что за Петра не так обидно.
№ 192, 14 октября 2010 года
Подарочная Россия
Уго Чавес — диктатор с человеческим лицом и банкой варенья.
С тех пор как Уго Чавес привез в подарок Дмитрию Медведеву лучший в мире шоколад, какао и банку бананового варенья, вопрос о способах позиционирования государства за границей обсуждается широко и бурно. Все мы понимаем, что Чавес не сахар, но сходимся на том, что теперь Венесуэла вызывает у большинства россиян преимущественно сладкие ассоциации. Диктатура сладостна.
Конечно, Чавес — диктатор типично латиноамериканский,
Есть классический анекдот про то, кто с чем ходит к друзьям: француз — с чужой женой, русский — с водкой, еврей — с маленьким тортиком (дальше там с вариантами, про то, как они уходят: француз — с женой хозяина, русский — с фингалом, а еврей — с маленьким тортиком). Россия не может поехать в гости с банкой варенья — сверхдержава не заинтересована в «сладком» позиционировании.
Теоретически она может съездить в гости с газом, но как это должно выражаться на практике? Газовый баллон? Воздушный шар? Сифон? Эффектным могло быть появление с баночкой нефти, но эта банка о двух концах: ведь она маленькая. Возникнет ощущение, что нефти у нас мало, она, может быть, вообще заканчивается, — оно нам надо?
Стандартный русский набор подарков давно обнародован: либо альбом с видами Золотого кольца, с шедеврами иконописи, либо фигурка забавного медведя с балалайкой; но даже если отбросить некоторую китчевость, все это рассказывает о России позапрошлого века. Хрущев дарил сувенирный спутник, но кого сейчас удивишь спутником? И где что-нибудь новое, что мы запустили в последнее время?
Даже автомат Калашникова — сувенирный, обвязанный ленточками, пусть даже наполненный водкой — не самый мирный подарок, к тому же производим его теперь не мы одни. Отсутствие у страны сколько-нибудь убедительного символа зимней Олимпиады-2014 говорит о том же: о полной потере идентичности.
Я со своей стороны предложил бы дарить что-нибудь веселое, потому что даже самая несимпатичная страна выглядит трогательной и милой, когда относится к себе с добрым юмором. Тандем, изображенный в традициях деревянной игрушки «Мужик и медведь»: мужик с медведем, если помните, по очереди забивают гвоздь, а эти по очереди прикладывали бы несогласного дубиной по башке. И грозно, и весело, и самоирония, и предупреждение внешним врагам. Матрешка: Путин, внутри которого Медведев, внутри которого Путин. Головоломка «Выбери мэра» (из четырех одинаковых фигурок, дергаемых к тому же за одну и ту же ниточку). Хрестоматийная игрушка с пильщиками, тягающими пилу влево-вправо, — с распилом бюджета вместо бревна. Свинья-копилка в виде гаишника, практически бездонная благодаря хитрым нанотехнологиям.
Конечно, это не сформировало бы нам позитивный имидж. Это помогло бы веселей и обаятельней переносить негативный. Потому что человек, который все про себя понимает, небезнадежен, в отличие от той России, которую мы все сегодня демонстрируем.
№ 197, 21 октября 2010 года
I-нтервенция
Человек, у которого нет сегодня айпода или айфона, может смело считать себя несуществующим.