Статьи за 10 лет о молодёжи, семье и психологии
Шрифт:
Цитата: «Если вернуться к вопросу, почему люди с разными характерологическими особенностями под влиянием киберзависимости унифицируются…»
Ответ: Ну, это само собой разумеется! Среда формирует взгляды. Точно так же образ мышления коммунистов унифицирован, пенсионеров унифицирован, игроманов унифицирован, рабочих завода тяжелых металлов с задержкой получки в 3 месяца унифицирован… Это не аргумент. Любого увлеченного идеей вставляйте вместо слова «киберзависимый» и начинайте сравнивать его с олигофреном. Нетактично.
Весь абзац о духовном, материальном, ангелах и бесах комментировать не буду, ибо это вопрос веры, а споры в этой области некорректны.
Цитата: «Кроме того, зависимость, причем любая — компьютерная, алкогольная, сексуальная или наркотическая, — имеет еще две особенности. Первая: полностью подавлена воля к сопротивлению, даже если человек осознает вред от этой зависимости. Прошу заметить, что даже само слово „зависимость“ означает невозможность человека действовать самостоятельно. Значит, кто-то его направляет, кто-то им руководит.»
Ответ: Опять приемы софистики. Зависимость означает, не то, что кто-то кем-то руководит, а то, что человек не может комфортно жить без этого. Пример: инсулинозависимые. Ими управляет инсулин? Так что «зависимость» истолкована неправильно. А в чем разница между увлечением и зависимостью? Только в степени, в уровне влияния этого фактора на мозг. В таком случае истинно верующий (не важно какой религии) — идеальное изображение зависимого. И для обозначения одного и того же явления существуют пара противоположных слов. Когда свои — это повстанцы, когда враги — сепаратисты, когда свои — истинно верующие, когда чужие — фанатики, когда свои — преданные идее, когда чужие — зависимые.
Цитата: «Может ли общество, на ваш взгляд, защитить себя от кибермании?»
Ответ ИГУМЕНА N: «Никакое общество в современном его состоянии сделать этого не в силах. Защитить свой народ от нравственного и физического разрушения могла бы только абсолютно самостоятельная власть, правящая в суверенном государстве, не зависящем ни от какой „мировой закулисы“»
Ответ: Вот тут полностью согласен. И кроме закулисья есть еще одно: это бегство от страшной реалии. Уровень культуры опустился за последние 25 лет на порядок. Я могу привести десятки примеров, да и вы сами знаете, что жить стало страшно. Поэтому молодежь стоит перед выбором: либо сбиваться в банды и делить улицы на сферы влияния, либо сесть дома и не высовываться в сумерках. А дома ждет компьютер и мир, где ты можешь разить нечисть, игнорировать негодяев, общаться с умными, тактичными и приятными людьми.
2009–02–20 17:40р. Б. Марина:
Материал великолепный! Очень только жаль, что не опубликован он в светской прессе, ведь большинство людей светских черпают информацию оттуда. Кто предупрежден — тот вооружен. Кончено большинство людей не желало бы своим детям такой зависимости. Помоги Господи, дать возможность узнать об этом как можно большему количеству наших сограждан. С уважением, р. Б. Марина.
АПОЛОГИЯ НАСИЛИЯ
До сих пор, рассуждая в своих очерках о традиционном воспитании и выступая его защитниками, мы старались доказать, что ярлык насилия неправомерно навешивается либералами на совершенно нормальные воспитательные принципы. Они готовы записать в насилие все: строгость, поучения, запреты. Не говоря уж о неизбежных в родительской практике наказаниях.
И вот, наконец, мы почувствовали, что настал черед поговорить о реальном насилии. Не нуждается ли и оно в адвокатах? Так
Наверное, плясать надо от печки, то есть, начать с определения. Обычно мы для этих целей раскрываем словарь Даля. Но в данном случае, пожалуй, хватит и Ожегова. Он дает три основных смысла: «1) применение физической силы к кому-нибудь; 2) принудительное воздействие на кого-нибудь или что-нибудь; 3) притеснение, беззаконие».
Однако в последнее время как-то так получилось, что третье толкование фактически заслонило собой первое и второе. В результате слово «насилие» имеет теперь сугубо отрицательную окраску. Обвинение в насилии сейчас настолько одиозно, что мало-мальски культурный человек готов разбиться в лепешку, доказывая свою непричастность к этому страшному злу.
Любовь и кротость, увенчанные «Голубыми орхидеями»
Если же человек еще и православный, то вопрос вообще не стоит. Какое может быть насилие? Только любовь и кротость. Из журнала в журнал кочуют истории про жен, которые своим смирением укрощали свирепый нрав мужей — язычников, про слезы матери, растопившие ледяное сердце сына. А призывы не искать внешних врагов? Разве они утратили свою актуальность? Конечно, в перестроечную эпоху либерального романтизма любое упоминание о внешних врагах квалифицировалось как шизофренический бред. Сейчас тогдашние враги уже сами охотно раскрывают карты, публично делясь воспоминаниями о том, как они разваливали нашу страну, и обсуждая, что еще осталось развалить для ее полной «нейтрализации», поэтому только очень наглые, продажные или недалекие политики и журналисты по-прежнему твердят, что врагов у России нет. Зато либерально-романтическую эстафету неожиданно подхватили в некоторых церковных кругах. «Какие у христианина могут быть враги, кроме внутренних, то есть собственных грехов? С ними и надо бороться, им и надо давать отпор, — толкуют там. — А „теории заговоров“ — вредный, опасный бред, уводящий человека от духовной брани».
Между тем мир вокруг нас становится все агрессивнее. Зверства, которые сегодня сделались неотъемлемой частью множества фильмов, книг и мультфильмов (!), еще недавно не приходили в голову даже отпетым садистам. Ни один маньяк — убийца не измывался над своими жертвами с такой изощренностью, как персонажи компьютерных игр, заполонивших детский досуг. Но не только виртуальное пространство перенасыщено агрессией. Как-то незаметно многие фашистские злодеяния, за которые фашизм, собственно, и был осужден мировой общественностью, вернулись и особого осуждения уже не вызывают.
Что-то воспринимается как новая реальность. Например, бомбежки школ, роддомов, больниц, массовое убийство мирного населения в ходе операций, издевательски называемых «миротворческими». Или, скажем, современные формы террора, когда истребляют не настоящих противников (вражеских военачальников, неугодных политиков или хотя бы конкурентов по бизнесу), а ни в чем не повинных людей. Причем в последние десятилетия террор становится все более массовым и зверским, поскольку его жертвами все чаще бывают дети. Террористы целенаправленно захватывают школы, детские сады, роддома, транспорт с детьми. И если в нашей стране народ, как мы видим, не готов мириться со зверствами типа бесланских, то современный Запад спокойно взирал и взирает на геноцид сербов в Косово или истребление русских в Чечне.