СТАТИСТИЧЕСКОЕ ОПИСАНИЕ Китайской империи

Бичурин Никита [ИАКИНФ]

4) из девяти лошадей — не более четырех, из четырех и пяти лошадей — не более двух или трех;

5) из охотничьих собак и птиц — по выбору.

Что касается до коровьего масла и копченых кабанов, первого положено принимать всего не более 50-ти брюшин, а последних не более 20 штук. За каждого барана определено выдавать по 4 конца китайки; за лошадей, собак и птиц вознаграждение определяется по оценке, производимой в Дворцовом Правлении. Ханы, князья и тайцзи чжуньгарские и жены их сверх очереди ежегодно посылают к пекинскому двору с нарочными чиновниками лошадей, ружья, вышитые хадаки (платочки продолговатые) и кошельки, за что производится им награждение — по ценности вещей — золотом и серебром в слитках, шелковыми тканями и разными другими вещами. Сверх сего князьям и тайцзи, приезжающим в Пекин по очереди, положено награждение одеждою, чаем, конскими уборами, шелковыми и бумажными тканями, взамен чего ныне выдается

им серебром по следующему расчислению:

ланы

трем карциньским князьям 1-й степени по — 502

прочим князьям 1-й степени по — 430

одному карциньскому князю 2-й степени по — 443

прочим князьям 2-й степени по — 370

князьям 3-й степени по — 238

князьям 4-й степени по — 150

князьям 5-й степени по — 117

владетельным тайцзи по — 76

тайцзи 1 -го и 2-го класса по — 63

тайцзи 3-го и 4-го класса по — 53

Одни только халхаские Тусету-хан, Чжасакту-хан и Чжеб-цзунь-дамба-хутухту (ургинский) ежегодно могут представлять каждый по одному верблюду и восьми лошадей белой шерсти. Они получили сию особенную честь еще в 1638 году, когда в первый раз добровольно отправили в Маньчжурию посольство с подобною данью. Вознаграждение им исключительно производится серебряными вещами и шелковыми тканями, как иностранным владетельным особам. Посланники их также получают награждение шелковыми тканями и китайкою. [297]

XIII. ПОЛИТИЧЕСКИЙ ВЗГЛЯД НА МОНГОЛИЮ

Сравнивая дань монгольских князей с равноценною платою за оную, с огромным жалованьем, наградами и содержанием китайских гарнизонов в Монголии, можно видеть, что дань, представляемая монгольскими князьями двору, обходится в десять крат дороже против настоящей ее цены. Отсюда безошибочно можно согласиться, что Китай желает иметь вассалов за границею не столько по властолюбию или тщеславию, сколько из видов в пользу собственных пределов. Но зная, что народонаселение всей Монголии в отношении к населенности Китая содержится как 1:120 и что Китай есть государство благоустроенное, просвещенное, богатое всеми дарами природы, не можно не спросить: что же побуждает китайский двор опасаться Монголии и в чем заключается преимущество монголов перед китайцами? В личной ли их силе и храбрости или в военном искусстве? Ни в том, ни в другом, а в образе жизни и свойстве страны. Монголы ведут кочевую жизнь, то есть скоро и легко переносят свои жилища с одного места на другое, когда обстоятельства того потребуют. Они наиболее живут в степях, где, кроме травы, воды и скота, ничего более не увидите. В военное время отводят свои семейства и стада в безопасные места, а сами поголовно отправляются в поход, не заботясь ни о провианте, ни о фураже. То и другое заменяют издохшие верблюды, конина и подножный корм. Юрта и котел — вот все их военное хозяйство. При счастье они идут вперед, при неудаче рассыпаются и вскоре появляются в таких местах, где не ожидают их. Идут в поход, не объявляя войны; прекращают войну, не заключая мира. В благополучные годы они спокойно живут, а в неурожайные крайность принуждает их без причин и безвременно нападать на пределы смежных с ними оседлых владений. Но нередко от праздности или по алчности и честолюбию они и в счастливые годы устремляются на грабежи; и тогда, если обстоятельства благоприятствуют их оружию, они производят великие завоевания с неимоверным бесчеловечием. Китай граничит с Монголией на протяжении 25 градусов от востока к западу, и столь обширное протяжение границы прикрыто не более как десятью крепостями, а Великая стена существует только в своем имени. Пограничные караулы, чрезмерно растянутые, в случае набегов не в силах удержаться ни на одном пункте; а содержание сильных гарнизонов было бы слишком отяготительно для государства и вместе с тем бесполезно, потому что преследование монголов, отступающих в степь, для постоянных [298] войск затруднительно по многим местным причинам. Итак, китайское правительство избрало лучшее из возможного: содержать монголов в своем подданстве как гостей, ничего не требуя от них, кроме повиновения и мирного расположения. Нынешний союз Китая с Монголией имеет основанием древнюю систему дружбы и родства (хо-цинь), образовавшуюся за два века до Р. X., по которой монгольские князья, вступая в брачные связи с царевнами и княжнами китайскими, составляют один дом с царствующею в Китае династиею. По сей причине ныне, в сообразность внутреннему разделению маньчжурского народа, и монгольские аймаки разделены на дивизии под названием знамен.

Приезды монгольских князей к китайскому двору введены как необходимая и единственная мера к сближению их с Китаем и к нечувствительному смягчению грубости в обычаях и жестокости в их нравах. С намерением в Пекине обращаются с ними довольно сурово. Монгольский князь с минуты прибытия в сию столицу становится невольником тягостного

придворного этикета Он выезжает, когда и куда дозволено будет; садится, где укажут; молчит, пока не спросят; ходит боком, спустив отвороты рукавов и вытянув руки по швам; во время стола при дворе пристально наблюдает мановения церемониймейстера или действия других; становится на колена и кланяется до земли перед дворцовыми воротами, благодаря мысленно его богдыханское величество. Все сие делает он по церемониалу, который предварительно бывает ему объяснен. Малейшее нарушение предписываемых сим церемониалом правил наказывается вычетом жалованья, наказанием самым чувствительным для кочевых, всегда падких на корысть. Сим образом пекинский двор силится преобразовать грубые нравы монголов.

Что касается до Чжуньгарии, составляющей ныне китайскую колонию, то надобно обратиться к самому началу или первому источнику ее переворотов. В предпоследнем до христианской эры столетии, когда хунны, по покорении Средней Азии, со всеми обратились на Китай и когда Китай в столетней борьбе с ними истощился в своих усилиях, тогда ему оставалось помышлять только о мерах к ослаблению своих противников. При соображении разных средств, возможных по тогдашним обстоятельствам, китайская политика усмотрела, что для достижения помянутой цели необходимо нужно отсечь у хуннов правую руку (Историческое китайское выражение.), то есть отторгнуть у них западные земли, составляющие нынешнюю Чжуньгарию; а для сего требовалось предварительно утвердиться в Восточном Тюркистане. И так решено было в китайском кабинете, что независимое [299] состояние Чжуньгарии и вместе с нею Восточного Тюркистана несовместно со спокойствием северной границы китайских владений. В самой вещи не южные монголы сами по себе были слишком опасны для Китая, но более северные. Значительные силы кочевых стремились к Великой стене с севера Сильные дома, господствовавшие в Монголии, также более восставали на севере: Хунну и Монгол в центре Халхи, Тоба и Кидань на северо-восточных пределах сей. Жужань, Дулга и Ойхор в Чжуньгарии. В продолжение XIV—XVI столетий ойраты и потом халхасцы имели сильное влияние на ход дел в Южной Монголии. По сей причине со времен Р. X. все китайские династии домогались содержать свои гарнизоны в Чжуньгарии и Тюркистане или иметь влияние на сии страны, дабы отнять у халхасцев и южных монголов вспомогательные силы с северо-запада. Последние события, случившиеся в Чжуньгарии в половине XVIII столетия, служат горестным доказательством сей истины. Китайцы не покорили, а истребили чжуньгарцев (Любопытные могут прочесть Историческое обозрение ойратов.). Столь жестокой решительности требовала политика их кабинета!

Ныне Монголия с востока оцеплена сильными гарнизонами в Ги-ринь и Хэй-лун-цзян, с запада гарнизонами в Или, Улясутае и Урум-ци; с юга гарнизонами, расположенными за Великою стеною в губерниях Чжили и Сань-си. Впрочем все наблюдательные гарнизоны китайские имеют относительную силу, которая при соединении нескольких монгольских князей составляет ноль.

XIV. ПОЧТОВЫЕ СООБЩЕНИЯ ИЗ КИТАЯ В МОНГОЛИЮ

Китайское правительство для сообщения с Внутреннею Монголией открыло в 1692 году шесть почтовых дорог, идущих от Великой стены через Монголию в разных направлениях, как-то:

1) Из Си-фын-кхэу до аймака Чжалайт — 1600 ли.

По сей дороге, за исключением двух станций, причисленных к пределам Китая, учреждено 16 монгольских станций.

2) Из Гу-бэй-кхэу до аймака Учжумцинь — около 900 ли.

По сей дороге, за исключением шести станций на землях, принадлежащих Китаю, учреждено 10 монгольских станций.

3) Из Ду-ши-кхэу до аймака Хаочит — около 900 ли. [300]

По сей дороге, за исключением китайской станции Куйтынь-болак в Чахаре, учреждено шесть монгольских станций.

4) Из Чжан-цзя-кхэу (Калган)

до аймака Дурбэнь-хубут — около 500 ли,

до Гуй-хуа-чен — около 600 ли.

Из сих по первой дороге учреждено пять, а по второй шесть станций. По сей же дороге до халхаской межи считается 19 алтайских станций. Исключая первой станции от Калгана, принадлежащей Китаю, из остальных 18 половина в Чахаре и половина на землях Внутренней Монголии.

5) Из Ша-ху-кхэу до аймака Урат — около 900 ли.

По сей дороге, за исключением одной станции на земле, принадлежащей Китаю, учреждено 11 монгольских станций. Станция в Гуй-хуа-чен считается четвертою.

6) Из Гуй-хуа-чен до Ордоса — около 800 ли.

Почта идет по дороге из Ша-ху-кхэу. Сообщение с аймаками Корцинь, Тумот, Наймань и Халха производится по большой дороге через Шань-хай-гуань; сообщение с аймаками Корлос и Дурбот производится большою дорогою в Хэй-лун-цзян, почему открытие особливых дорог в помянутые аймаки найдено ненужным.

Расстояние главных мест в Южной Монголии от Пекина есть следующее:

1) Корцинь — 1280 ли.

2) Корлос — 1897 ли.

3) Дурбот — 2050 ли.