Статуи никогда не смеются
Шрифт:
Она пожала плечами, не зная, что ответить, словно она была в этом виновата.
— Ничего, — засмеялся Герасим. — Еще поправишься…
В квартире, указанной Вику, их встретила женщина, одетая во все черное, с заплаканными глазами.
— Поднимитесь на чердак, но только осторожно… Как бы не взорвалось… Там динамит или что-то в этом роде…
Обследовав ветхую лестницу, Герасим взобрался на чердак и за ящиком с песком нашел два тяжелых пакета, завернутых в гофрированную бумагу. Он осторожно спустился с ними по лестнице, раздумывая, как доставить их Суру. В прихожей он заметил детскую коляску. Попросил у хозяйки одолжить ее, положил туда оба пакета и прикрыл
Улицы были пустынны. Только несколько рабочих спешили на работу да хозяйки шли на рынок. И все. Ливия так осторожно катила коляску, что всякий, увидев ее, мог заподозрить неладное. Герасим шагал рядом. На каждом углу он обгонял ее, чтобы посмотреть, нет ли впереди немецкого патруля. До центра города дошли без приключений. Они как раз проходили мимо католического собора, когда из соседнего дома вдруг вышел вооруженный патруль. Прежде чем их успели заметить, Герасим втащил коляску по мраморной лестнице собора и вошел туда через открывающиеся в обе стороны двери. Он позвал Ливию. Но немного опоздал. Раздалось резкое: «Halt!»[6] Герасим почти инстинктивно втолкнул коляску в проход между скамьями. В то же мгновение он упал на колени и потянул за собой Ливию. Когда в собор вошел первый солдат, Герасим и Ливия казались верующими, погруженными в утреннюю молитву. Только коляска поскрипывала, она еще продолжала по инерции двигаться. Герасим закашлялся. Немец схватил его за шиворот и вытащил на улицу. Патруль обыскал его и, ничего не обнаружив, отпустил. Герасим снова вошел в церковь. Ему показалось, что Ливия и на самом деле молится. Он опустился на колени и подождал, пока шум на улице утихнет. Убедившись, что патруль ушел, он на четвереньках пополз за коляской.
— Ливия…
— Да.
— Иди, покарауль у входа… Я поищу, где бы его спрятать.
Он забрался с динамитом на хоры, оттуда по винтовой лестнице на чердак. Спрятал взрывчатку за рваные хоругви и спустился вниз.
Товарищи, ждавшие его в доме у Суру, очень беспокоились.
Герасим рассказал им о случившемся, и Хорват рассмеялся.
— Пожалуй, это единственное место, где немцы не станут искать. Хорошо, что и товарищ Ливия пришла. Она нам поможет.
— Сообщим об этом Ружу? — спросил Бэрбуц.
— Мне не нравится, что он так скор на решения. В полиции во время чистки он прибег к оружию. Погибли двое, а им бы жить да жить…
— И все-таки это испытанный товарищ, — настаивал Бэрбуц.
— Да, конечно, сообщим и ему, — уступил Хорват. — Ты знаешь, где он живет? — обратился он к Ливии.
— Да. На бульваре Десятого мая.
— Тогда, — вступил в разговор Вику, — хорошо бы нам разделиться… С товарищем Герасимом пойду я… Встретимся в соборе, на чердаке. Мы возьмем на себя мост через Муреш, а вы займитесь тем мостом, что у депо…
Выходили по очереди: сначала Ливия, потом Герасим, последним Вику.
Хорват подождал, пока за ними закрылась дверь, потом достал бумаги и сел за стол.
Глава III
1
Квартира учителя Ружи на бульваре Десятого мая была довольно большой: четыре комнаты, богато обставленные массивной дубовой мебелью. Не спрашивая разрешения, Вику расположился в ванной, взял бритвенный прибор учителя и начал бриться. Несколько раз он входил в комнату, оставляя на персидских коврах следы мыльной пены. Учитель терпеливо переносил это, но, всякий раз как Вику снова исчезал в ванной, вставал с кожаного кресла и
— Вы были красивый в молодости, — заметил Герасим и сразу же понял, что опять сказал глупость.
Учитель кашлянул, сделал вид, что ничего не заметил, потом проговорил:
— На этой фотографии я очень худой… у меня тогда были больные легкие.
Он поднялся и вышел в соседнюю комнату. Герасим посмотрел на Ливию, которая устроилась в кресле у окна и, не шевелясь, наблюдала за тем, что делалось на улице. «В профиль она даже красивая», — подумал он. Некоторое время Герасим сидел неподвижно, но вдруг ему показалось, что учитель слишком уж долго не возвращается. Он направился к двери, за которой исчез Ружа. Однако в соседней комнате никого не оказалось. Герасим прошел через комнату и заглянул в приоткрытую дверь. Вдруг он вздрогнул. Раздался голос Вику:
— В чем дело, господин учитель?..
Герасим просунул в дверь голову и увидел Вику с наполовину выбритым лицом, который смотрел на учителя, державшего в руках, телефонную трубку. Учитель спокойно поднял глаза.
— Я хотел проверить, работает ли он.
Вику подошел к телефону и выдернул шнур из розетки.
— Лучше, чтобы он не работал.
Учитель в упор посмотрел на Вику, а Герасим, стараясь остаться незамеченным, возвратился в комнату, где сидела Ливия, и принялся изучать фотографии, развешенные по стенам, будто только сейчас заметил их.
— О чем ты думаешь, Ливия?
— Ни о чем, товарищ Герасим… Скажите, немцы долго пробудут в городе?
— Думаю, что нет… Насколько мне известно, русские находятся под Радной… Там они соединятся с нашими войсками.
В комнату вошел Ружа. Он принес целую кучу фотографий.
— Вот эти фотографии сделаны до того, как я заболел… Правда я здесь гораздо полнее?
— Да, — согласился Герасим, и ему стало смешно.
Он протянул фотографии Ливии. Она рассматривала их одну за другой, но выражение ее лица не менялось.
Вику свежевыбритый казался совсем другим человеком. Он был в хорошем настроении. Усевшись верхом на стул, он потушил сигарету о вазу для фруктов. Он явно испытывал удовлетворение, наблюдая, как учитель, переложив окурок в пепельницу, вытирал вазу.
— Вы учитель химии?..
— Да, органической химии…
— Это и видно. Вы очень скрупулезны…
— Вы, господин лейтенант, путаете скрупулезность с порядком. Это разные вещи…
— Да, да, вы правы, — сказал Вику, и Герасиму показалось, что лейтенант думает совсем о другом.
Завязался ничего не значащий разговор. Вику интересовался, сколько стоит персидский ковер или дубовый шкаф вроде того, что стоял в соседней комнате; спрашивал Ружу о том, как он выставляет оценки ученикам лицея, ставит ли он шесть с минусом или семь с плюсом. Учитель стал подробно излагать свои педагогические методы.
— Если ученик разбирается в основных формулах, ему можно поставить переходный балл вне зависимости от знания того или иного частного вопроса…
— Вы, господин учитель, никогда не взрывали мосты?