Ставь против горя свою доброту…
Шрифт:
— Вы еще и романтик…
— Раньше мог назвать себя романтиков, а сейчас — нет. Когда сталкиваешься с реальностью и больше 30 лет работаешь по профессии в онкологии… Хочешь — не хочешь, но романтизм притупляется, когда чуть ли не каждый день видишь человеческие страдания. Кому-то можешь помочь, кому-то уже не в силах, это угнетает и приземляет. А музыка — это та отдушин, которая помогает быть оптимистом.
— Что кроме музыки украшает жизнь?
— Семья, конечно! Это надежно
— Дети идут по вашим стопам, на пятки уже не наступают?
— Старшая дочь наступает, она уже кандидат медицинских наук. Как выяснилось на этом съезде в Москве, она самая молодая из кандидатов медицинских наук в России по эндоскопии. Младшая дочь учится на 3 курсе факультета международных отношений КГУ. Когда я ей предложил готовиться в медицинский, она отказалась, сказала, что на нашу семью врачей уже хватит. А по музыке мы все закончили музыкальную школу у одного и того же педагога. И увлекались баскетболом.
— А продолжение династии Муравьевых?. .
— Да вот, ждем. У старшей дочери в ближайшее время…
— Могу предположить будущие увлечения малыша — музыка, медицина и баскетбол…
— Да, кстати, и зять мой прекрасный баскетболист, работает здесь, у нас. Он заведует операционным блоком. Может, он еще и поет, но я не слышал.
Владимир Юрьевич заметил, что мы с фотографом проявляем повышенный интерес к бутылке, стоящей в шкафу, и предупредительно пояснил:
— Эндоскопический центр Минздрава РТ в 1999 году отмечал свое 20-летие, и сотрудники отделея лучевой диагностики принесли вот такой подарок — «Водка эндоскопическая», 20 звезд, одобрена народом. Она стоит уже 3 года. Я пообещал, что будем открывать на 25-летие нашего центра.
Намек понятен. Придем поздравлять черед два года. Зазвонил телефон и Владимира Юрьевича срочно вызвали в ДРКБ. Мальчик вдохнул стоматологическую иглу — возникла угроза ампутации части легкого. На следующий день он поделился своей радостью, что злополучную иголку удалось достать. Такая у него работа — жизни спасать. А лечить людские души песней — это только хобби, увлечение длиною в жизнь.
«Казанские ведомости», 2 декабря 2003
Владимир МУРАВЬЕВ: «НАМ САМИМ ПРИХОДИЛОСЬ ВЫПОЛНЯТЬ РОЛЬ ЦЕНЗОРОВ», О. Иванычева
В ноябре 1966 года в Казанском университете состоялся первый концерт авторской песни. Тот концерт можно назвать поистине историческим, потому что именно после него в нашем городе начался настоящий бум бардовской песни. И бум этот длится уже более 35 лет. О том, как все начиналось, мы попросили рассказать Владимира МУРАВЬЕВА, который стоял у самых истоков бардовского движения.
В
— Как эхо концерта в городе появился первый клуб любителей самодеятельной песни. А в 1971 году я пытался организовать в Казани первый всесоюзный бардовский фестиваль, на который были приглашены Александр Галич, Владимир Высоцкий, Булат Окуджава. Но фестиваль проводить не разрешили, потому что он был запланирован на дни, когда проходил XXIV съезд партии.
— А случайно получилось такое совпадение по времени?
— Конечно не случайно. Все это понимали, и в руководстве партии нам сказали, что надо изучать материалы съезда, а не проводить сомнительные мероприятия с участием сомнительных людей типа Высоцкого и Галича. Но поскольку билеты на фестиваль были уже проданы, мы в комитете комсомола решили вместо фестиваля провести несколько концертов. И к нам приехали Сергей Никитин, Александр Дольский, Вера Матвеева, Александр Дулов.
— Странно, что концерты не запретили. .
— А у нас были очень хорошие отношения с обкомом комсомола. Мы всегда находили поддержку и понимание на уровне первых секретарей обкома комсомола, будь то Дамир Шаяхметов, Борис Леушин или Шамиль Агеев. Всего несколько примеров. В 1979 году в Молодежном центре мы все-таки провели первый всесоюзный фестиваль авторской песни. В МЦ был открыт клуб любителей авторской песни, где выступали и Городницкий, и Берковский, и Сухарев, и Никитины, и другие известные барды, которые уже при жизни стали легендой.
В 1984 году, когда был закрыт Грушинский фестиваль, когда закрывались клубы самодеятельной песни в Москве, Челябинске, Самаре и других городах, в Казани бардовская песня продолжала процветать. Более того, именно в то время я получил премию комсомола им. Мусы Джалиля за исполнение и пропаганду авторской песни. На том фоне повсеместных запретов это было просто фантастикой.
Но нам самим приходилось очень четко выполнять роль цензоров. Мы боялись, что со сцены прозвучит что-то антисоветское, и поэтому «фильтровали» репертуар каждого исполнителя. Может быть, где-то приходилось идти поперек себя. Но все это было ради того, чтобы песня в нашем городе жила.
— Владимир Юрьевич, интересно, как проходила эта цензура?
— Были прослушивания до концерта. Прослушивания существуют и сегодня. Только сейчас мы обсуждаем художественную ценность песни, какие-то творческие находки, а тогда в первую очередь обращали внимание на политическую цензуру. Конечно, мы пели эти песни в своем кругу, но на сцену старались их не выносить.
— Наверное, барды обижались, когда им свои же говорили: это пой, а это не пой?