Ставка больше, чем жизнь
Шрифт:
Теперь оставалось только схватить того, кто был связан с официанткой ресторана и передавал ей донесения.
Задержанный молодой человек в форменной шапочке оказался в действительности служащим магистрата. Сначала была установлена его фамилия — Прухналь, а потом по картотеке полиции выяснили, что Адам Прухналь числился в списках судимых в свое время за подрывную коммунистическую деятельность.
Нейман, как гончий пес, почувствовал, что напал на верный след. Он был убежден, что не потеряет его.
6
Клос с усталым видом вышел из кабинета полковника фон Осецки. Старый пруссак, свеженашпигованный поучениями и указаниями на совещании
Фон Осецки проинформировал о создании в СССР польской дивизии. Гитлеровская разведка раздобыла также сведения о наличии при дивизии штаба по координации действий с партизанами и польским подпольем на оккупированных территориях. После доклада фон Осецки началась неуверенная, несмелая дискуссия, из которой следовало, что варшавский отдел абвера располагает слишком малым количеством радиопеленгационного оборудования, ограничен в деньгах и агентах. Пользуясь случаем, шеф поблагодарил Клоса за создание явки для связи с агентами абвера.
Если бы полковник знал, для чего в действительности служила эта грязная четырехкомнатная квартира в полусгоревшем доме неподалеку от гетто…
В квартире, снятой за счет абвера, под полом в ванной комнате иногда оказывались документы, за которые абвер и гестапо дали бы большие деньги. Случалось, обер-лейтенант Клос принимал в этой квартире завербованных служащих немецких частных фирм и государственных учреждений. Встречался также с людьми, за головы которых в генерал-губернаторстве была объявлена награда в десятки тысяч злотых. Неоднократно Клос принимал здесь, в находившейся под опекой абвера квартире, курьеров Центра. В случае потери контактов они именно здесь могли восстановить их и получить новые указания.
Клос принял благодарность шефа как должное. Каждая такая похвала в присутствии ответственных сотрудников абвера только укрепляла его авторитет и безопасность и не давала повода кому-либо сомневаться в его преданности служебному долгу. Офицер, которого благодарил за верную службу сам полковник фон Осецки, являлся, по существу, неприкосновенной личностью, и никто не имел права подозревать его в чем-либо.
Выходя из здания абвера после совещания, Клос вдруг заметил, что на деревьях почти совсем распустились листья. Приближалось лето.
А в это время Юзеф Подлясиньский, теперь уже как Франтишек Булый, должен был находиться в конторе транспортного бюро. Клос позвонил из первой же телефонной будки.
— Я хотел бы попросить привезти для меня две тонны угля первого сорта, — сказал он в трубку, когда услышал голос Юзефа.
Тот узнал Клоса по голосу, но ничем не показал этого.
— По какому адресу?
— Аллея Роз, 127.
Это означало, что Клосу необходимо встретиться с Юзефом в условленном месте около пруда в Уяздовском парке. А цифра подтверждала, что встреча должна состояться в течение ближайшего часа. Если бы Клос назвал двузначную цифру, это указывало бы, что их встреча состоится послезавтра, но в этом случае нужно было установить время числом вязанок дров, которые необходимо привезти.
Булый ожидал Клоса в Уяздовском парке, как было условлено, на скамейке около пруда. Одет он был скромно, но представительно, как и полагалось владельцу четырех конных повозок. Шеф бюро спокойно вынимал из бумажного пакетика кусочки хлеба, крошил их и бросал проголодавшимся лебедям, плавающим в запущенном пруду.
— Передал ли в Центр мое последнее донесение о подводной лодке «U-265»? — спросил Клос,
— Передал, — ответил Булый, не переставая крошить хлеб.
— Непонятно, — задумчиво произнес Клос. — Это было неделю назад, а вчера подводная лодка под этим номером торпедировала суда конвоя, следовавшего в Мурманск. Это не геббельсовская пропаганда, а официальное сообщение бюллетеня абвера.
— Может быть, не удалось засечь и уничтожить эту подводную лодку?
— Все может быть. Как бы там ни было, необходимо перепроверить, дошло ли до Центра наше донесение. При необходимости повтори еще раз. Эта подводная лодка имеет свою базу где-то у северного побережья Норвегии.
— Хорошо, все сделаю. Какие еще будут указания?
— Как только я уйду, посмотри вот это. Передай сегодня же.
— Что с радиостанцией?
— Пока все в порядке, — ответил Клос, подавая Подлясиньскому спичечный коробок. — Никак не могу понять систему передачи. Если из Центра поступят какие-либо распоряжения…
— Предлагаю встречу в кафе в полдень. Если возможно, то на террасе. Там всегда в это время много посетителей. Подсяду к тебе, если будет что-то важное.
Клос поднялся со скамейки и не спеша пошел по главной аллее парка. Из какой-то боковой дорожки ему прямо под ноги выбежал малыш лет четырех и чуть не упал, но Клос подхватил его на руки. Детская гримаса при виде мундира и плач ребенка растревожили его душу. Мальчик вырвался из рук офицера и с плачем побежал к матери.
Клос привык к тому, что его армейский мундир вызывает страх и ненависть у взрослых. Но он особенно болезненно воспринимал все, когда дело касалось детей. «Тяжело в таких ситуациях не выходить из своей роли», — подумал Клос, направляясь в казино, где он условился встретиться с лейтенантом Тичем. Ему вспомнился солдат с веснушчатым лицом. «Если когда-нибудь провалюсь, — подумал Клос, — то только из-за какого-нибудь непредвиденного глупого случая». Даже опытный разведчик не застрахован от этого и иногда не отдает себе отчета в том, что многие могут его знать. Каждый из них может представлять для Клоса угрозу. Солдат, несколько дней назад остановивший Клоса посреди ярко освещенной солнцем площади перед зданием комендатуры, вывел его из равновесия на добрых два часа, напомнив о гданьском железнодорожнике. Но бывают и худшие моменты. Например, неожиданная встреча, происшедшая полгода назад в Варшаве. Тогда Клос условился встретиться с Бруннером и двумя другими гестаповцами около Центрального вокзала. Они должны были сопровождать какого-то прибывшего из Берлина партийного босса, отправлявшегося на охоту в Беловежскую пущу. Клос нетерпеливо ожидал Бруннера, который, как обычно, не отличался пунктуальностью и опаздывал. Злой и промерзший, в коротком охотничьем полушубке, переступал Клос с ноги на ногу. (Время от времени он специально переодевался в штатское. Его работа в абвере, где он считался специалистом по Польше, позволяла ему иногда проводить такой маскарад.) Клос стоял и злился, как вдруг неожиданно за его спиной кто-то воскликнул: «Янек!»
Как во сне, он припомнил эту девушку… Имя девушки было Кристина, он она просила называть ее Крыхой. Познакомились они еще осенью тридцать девятого, когда после отступления из Косчежины Янек искал контакта в Варшаве с какой-нибудь польской подпольной организацией. Крыха была родственницей хозяина дома, в котором он нашел приют и убежище. Не установив нужных связей, он решил через Словакию и Венгрию переправиться во Францию. Однако вскоре ему удалось связаться с одной только что созданной патриотической организацией и по ее приказу возвратиться в Косчежину, потеряв из виду Крыху.