Ставка больше, чем жизнь
Шрифт:
— Да, знаю. Но кого арестовали? — спросил Клос, уже почти уверенный в своих предположениях.
Не отрываясь от бумаг, лежащих на столе, Рейнер рассказал Клосу о том, что произошло в охотничьем домике. При этом он не сумел скрыть своей неприязни я Дибелиусу, которому только благодаря сильному опьянению удалось открыть тайник. Затем Рейнер сообщил, что камердинер Вонсовского скрылся, и описал содержание тайника, но в какой-то момент внезапно остановился на полуслове.
— Все подробности найдете вот в этих бумагах. А сейчас хотел бы особо обратить ваше внимание, господин обер-лейтенант, на деликатность этого дела. Как вам известно, Эдвин Вонсовский аристократ, состоящий в родстве с двумя весьма
Клос кивнул головой в знак того, что все понял.
— Прошу извинить меня, господин оберст, — медленно начал он, делая вид, будто слова даются ему с трудом. — Когда я приехал к вам с приказом генерала Верлингера, мне показалось странным, что Вонсовский находится с штандартенфюрером Дибелиусом в самых дружеских отношениях. Если мое впечатление было ложным…
— Нет, не было, Клос. Мы часто бывали у него все, а том числе и я. Вонсовский также посещал дом варшавского губернатора, а однажды был приглашен даже в Вавель. И скажу вам больше, я видел его в Берлине в доме… — Оберст вдруг заколебался: — Все дело в том, что ни один из этих визитов не должен быть связан с делом Вонсовского, не должен! Вы поняли? Если вы, господин обер-лейтенант, в чем-то сомневаетесь, скажите сейчас же. Я еще могу освободить вас от этого деликатного задания.
— Не имею никаких сомнений, — ответил Клос, — если речь идет о верности нашему фюреру, господин полковник.
— Этого мне вполне достаточно. С понедельника вместе с Лехсе можете приступить к выполнению задания. Не спешите, действуйте внимательно и осторожно. Я хочу, чтобы вы, господин Клос, правильно меня поняли. Мы с Дибелиусом не имеем права щадить врагов рейха, независимо от их положения и родственных связей. Однако мы не можем позволить, чтобы это скандальное дело бросило тень на ни в чем не повинных людей, которые, может быть, легкомысленно поддались личному обаянию Вонсовского, оставаясь при этом порядочными немцами и национал-социалистами. Какими методами будете вести следствие, это ваше личное дело. Но одно должно быть вне всякого сомнения: действовать надо эффективно, беспощадно в отношении врагов, с соблюдением необходимой тайны…
Зазвонил телефон. Рейнер поднял трубку. Клос заметил, что кровь отхлынула от лица оберста.
— Он как раз у меня, дорогой Дибелиус. Даю ему соответствующие указания. — Он положил трубку, подошел к Клосу, который был вынужден стать по стойке «смирно», пристально посмотрел ему в глаза: — Теперь многое зависит от вас, господин обер-лейтенант. Наступил решающий момент в вашей карьере. Горе тому, кто не замечает этого вовремя. Штандартенфюрер Дибелиус лично информировал меня, что планы, обнаруженные в тайнике охотничьего домика Вонсовского, содержат сведения о расположении оборонительных сооружений вокруг главной ставки нашего фюрера…
Это было в субботу. Выйдя от Рейнера, Клос только на минуту забежал на службу, чтобы отдать распоряжения своему помощнику, молодому лейтенанту Гейслеру, относительно текущих дел.
Теперь необходимо было все тщательно обдумать. Клос не мог себе простить, что во время последнего посещения охотничьего домика не забрал микрофильмы. Однако еще есть шанс скопировать их в начальной фазе расследования, хотя сделать это будет очень трудно, так как Дибелиус и Лехсе знают уже о ценности этой пленки. Но об этом потом. Сейчас самое важное — Вонсовский. Клос почти ничего не знал о нем. Когда несколько месяцев назад один из связных Центра информировал его, что через «тетю Сюзанну» принята одна из берлинских резидентур довоенной польской разведки вместе с ее филиалами в Варшаве, Вене и Кракове, он не скрывал своих опасений. Но несколько, месяцев работы с Вонсовским, который руководил вместе
От Вонсовского он неоднократно получал очень ценные материалы, порой полностью разработанные проблемные доклады, основанные на подробной агентурной информации, накапливаемой в течение длительного времени. Кроме того, Вонсовский благодаря своим связям сумел сблизиться с некоторыми высокопоставленными лицами, чья болтливость позволяла получать секретную информацию, которую использовали не только военные, но и дипломаты союзников.
Поэтому провал Вонсовского — серьезный удар для «тети Сюзанны». Шансов вызволить его из лап Дибелиуса почти не было. Симпатизируя Вонсовскому, Клос тем не менее понимал, что не личность его представляет наибольшую важность, а деятельность, которая теперь навсегда прекратилась. Под угрозой и безопасность Клоса. Правда, это только предположение, но основания для него все же есть.
Вонсовский был профессионалом разведчиком, много лет играл роль богатого мота, как и подобает выходцу из аристократической семьи… Может быть, ему будет жаль расставаться с удобствами и привилегиями своего графского статуса и он согласится выдать Дибелиусу своих друзей, а может быть, он так вошел в роль, что захочет продолжать игру, но только уже под контролем гитлеровцев? Клос достаточно хорошо знал тайны своей работы и ясно представлял опасность, которую несет в себе такая игра. Не раз он встречался с агентами, работающими для двух, трех и более разведок, которые в определенный момент начинали проводить собственную линию.
Из ближайшей аптеки Клос позвонил Лехсе. Тот уже знал, с кем ему предстояло работать, и отнесся к Клосу свысока. Это было даже на руку Клосу, ибо роль помощника гауптштурмфюрера была ему выгодна.
Клос даже не заметил, как задремал. Разбудил его Курт, который принес на подносе тарелки. Было около четырех часов. Клос быстрее обычного пообедал, оформил Курту увольнительную в город и поехал на Мокотовскую.
В небольшом уютном кафе он увидел сидящую возле окна девушку, которая, попивая эрзац-кофе, рассматривала лежащий перед ней журнал «Курьер варшавский». Рядом лежали зеленая дамская сумочка и две зеленые скрещенные перчатки. Он подождал, пока девушка выпила кофе и вышла. Клос двинулся за ней. Девушка свернула на Волчью улицу, пересекла Вороновскую и Маршалковскую, задержалась, как будто бы сверяя адрес, перед серым домом на Познаньской. На втором этаже она вошла в квартиру, оставив дверь приоткрытой.
Майор Рутинский ждал его в большой мрачной, загроможденной мебелью комнате. Не говоря ни слова, пододвинул Клосу стул, из сиденья которого торчала морская трава.
— Это должно было когда-то случиться, — сказал он. — Вы хотите знать, как это произошло?
— Знаю, — ответил Клос. — В понедельник вместе с гауптштурмфюрером Лехсе начинаю следствие по этому делу.
— За это нужно благодарить всевышнего, — промолвил Рутинский.
— При чем тут бог? — раздраженно пожал плечами Клос. — Не думаете ли вы, что у меня будет возможность спасти его? Не исключено, что первым, когда его начнут избивать, будет названо именно мое имя.
— Эдвин не скажет, ничего не скажет.
Клос усмехнулся. Он видел людей, казалось бы, сильных и честных, которые умоляли, чтобы их казнили, а когда приближалась смерть — предавали самых близких им людей, обрекая их на такие же муки.
— Знаю его с пятнадцати лет, еще по Берлину и Гамбургу. Если не сможет выдержать, то раздавит ампулу, скрытую под пломбой зуба. Могу вас заверить, что Эдвин не утратит хладнокровия. Если бы мы могли что-нибудь сделать для него…
— Что? — усмехнулся Клос. Рутинский раздражал его. — Организовать нападение? Отбить его с оружием в руках?