Ставка больше, чем жизнь
Шрифт:
— Тихо! — крикнул он и внезапно умолк.
Другой, находясь еще в прихожей и не понимая, почему замолчал его напарник, громко скомандовал:
— Зашторить окно! — и, переступив порог, замер.
Штандартенфюрер Дибелиус, пошатываясь, поднялся, сделал шаг им навстречу.
— Господин штандартенфюрер, — пробормотал солдат, который вошел первым, — мы не знали, что…
— Молчать! — крикнул Дибелиус. — Я не разрешал вам говорить! Запомните: там, где я нахожусь, выполняется мой приказ, понятно?
Солдаты попятились.
— Кто вам позволил отойти? — закричал Дибелиус. — Отправлю на Восток! — Он едва не задохнулся
— Но, дорогой Дибелиус, — успокаивал его Вонсовский, — эти солдаты не имели плохих намерений. В конце концов, это хорошо, что немецкие солдаты заботятся о точном выполнении распоряжении властей. Это моя вина: так редко бываю в этом домике, что даже не распорядился, чтобы зашторили окна. Франтишек, — обратился он к камердинеру, — проследи, чтобы в следующий раз…
— Так точно, господин граф.
— А теперь убирайтесь! — закричал Дибелиус.
— Минуточку, — сказал Вонсовский. Солдаты остановились в недоумении. — Франтишек, — обратился граф к камердинеру, — проводи этих парней на кухню, пусть им дадут что-нибудь поесть и водки, чтобы разогрелись и выпили за здоровье господина штандартенфюрера Дибелиуса.
— Вы обезоружили меня, дорогой Вонсовский, совсем обезоружили. Идите, — широким жестом он указал солдатам на дверь, — и никогда больше не интересуйтесь светомаскировкий в этом доме и не беспокойте моего друга господина Вонсовского. Знаете ли вы, тупицы, мы установили с господином графом, что в тысяча девятьсот одиннадцатом граф и я жили в Мюнхене на одной улице, питались в одном и том же ресторане, ходили в один и тот же бордель — и не знали друг друга. — Пьяным жестом он попытался обнять Вонсовского.
Офицеры встали, поднимая бокалы. Дибелиус схватил стакан, налил его до краев и с размаху стукнул о бокал Вонсовского. Кто-то из молодых офицеров затянул корпорантскую песню. Дибелиус грузно опирался на плечо Вонсовского.
— Друзья, — пробормотал штандартенфюрер, — кажется, я выпил немного лишнего. Покажите, где у вас туалетная комната, — обратился он к Вонсовскому.
Дибелиус неверной походкой пошел в указанном направлении, открыл кран и подставил под широкую струю воды лицо, массируя ладонями одутловатые щеки. Потом, не оборачиваясь, потянулся в сторону полки с полотенцами, но внезапно поскользнулся на мокром полу, упал и вдруг почувствовал неодолимое желание уснуть. И это ему, может быть, даже и удалось бы, но капающая из крана вода не давала покоя. Борясь с охватившей его сонливостью, он поискал взглядом, за что бы уцепиться руками, увидел раковину. И схватился за ее край, но сорвался и снова упал. Раковина под тяжестью его тела отделилась от стены, открыв темную нишу.
Сначала Дибелиус решил, что ниша — плод его воображения. Встал он неожиданно легко. Ударил себя несколько раз по лицу, окончательно прогоняя опьянение, и снова посмотрел в сторону ниши, но она не исчезала. Все еще не веря глазам, протянул руку и, нащупав какой-то предмет, вытащил его. Им оказалась аккуратно запечатанная, как будто только из банка, толстая пачка стодолларовых банкнот.
Снова просунув руку в нишу, Дибелиус извлек оттуда пачку сигарет. Пачка была открыта, но в ней вместо сигарет оказалось несколько роликов узенькой фотопленки. Дибелиус сразу отрезвел. Он присел на край ванны, на минуту задумался, пристально глядя на банкноты и коробку от сигарет. Затем положил найденные предметы в нишу, подтянул раковину. Она встала
— Не Рейнер король сегодняшней охоты, а я — штандартенфюрер Макс Дибелиус, — сказал он, обращаясь к своему отражению в зеркале. Отражение заморгало небольшими, но теперь уже действительно трезвыми глазами.
В столовой никого не было — это было ему на руку. Дибелиус подошел к висящему на стене старомодному телефонному аппарату и потребовал немедленно соединять его с Варшавой.
Дежурный быстро отозвался, на телефонный звонок.
— Шесть человек охраны! — приказал Дибелиус и повесил трубку, не желая давать объяснения.
Гости графа уже собирались уезжать. Поочередно подходили к Вонсовскому и пожимали ему на прощание руку, а тот с обаятельной улыбкой говорил каждому, что это он должен их благодарить за оказанную честь.
Дибелиус устроился в глубоком кресле, стоящем около камина, вытянул перед собой ноги и грыз незажженную сигару.
— Вы не едете, господин штандартенфюрер? — обратился к нему щуплый полковник саперных войск с длинной морщинистой шеей ощипанного индюка, на которой болтался Железный крест.
— Что-то забарахлил мотор в моей машине, — солгал второпях Дибелиус.
— Мы с удовольствием подвезем вас, — предложил майор авиации.
— Благодарю, — ответил Дибелиус. — Я уже позвонил, чтобы за мной прислали другую машину. Подожду. Если, конечно, позволит хозяин.
— Конечно, господин штандартенфюрер, — сказал граф. — Если вы неважно себя чувствуете…
— Чувствую себя превосходно. Давно не чувствовал себя так хорошо.
— Я имел в виду, — уточнил Вонсовский, — предложить вам комнату для гостей. Франтишек хорошо натопил. Отдохните, господин штандартенфюрер, а утром приятнее ехать. Лес, покрытый снегом, выглядит прекрасно.
— Хорошо, господин Вонсовский, — согласился Дибелиус. — Однако я не могу себе позволить заснуть этой ночью даже в столь прекрасной комнате, которую так хорошо натопил ваш Франтишек. Я должен еще поработать.
За окном заурчали моторы отъезжающих автомашин. Дибелиус, удобно расположившись в кресле, дымил сигарой, которую только что прикурил от горящей головешки из камина.
— Вы необыкновенный человек, господин Дибелиус, — вздохнул Вонсовский, опускаясь в кресло напротив. — После такого дня вы еще думаете работать? Но я верю вам, хотя полчаса назад готов был дать голову на отсечение, что вы пойдете спать. Это и есть характерная особенность настоящего немца, у которого служебные обязанности превыше всего. Если бы мои соотечественники следовали тому же правилу, может быть, история была бы к ним более снисходительна. Но что поделаешь, мы любим слишком много говорить и митинговать…
— Но вы также любите поесть и попить — это мне нравится.
— Может быть, еще выпьем немного наливки? Готовил ее Франтишек по рецепту своей матери, которая служила экономкой в имении моей матери, графини фон Эксендорф.
— С удовольствием отведаю наливки с такой родословной.
Франтишек как будто только этого и ждал. В руках у него оказался поднос, на котором стоял хрустальный графин, полный сверкающей рубином жидкости, и два тяжелых хрустальных бокала.
— За ваше здоровье, господин Вонсовский, — поднял бокал Дибелиус. Посмаковал, причмокнул с одобрением. — Стало быть, это через свою мать, графиню фон Эксендорф, вы породнились с оберстом Рейнером?