Ставрос. Падение Константинополя
Шрифт:
Нянька выпила свое вино одна – впрочем, конечно, она не могла считаться ровней или товарищем своим госпожам. Жены почти никогда не бывают товарищами друг другу: между ними все слишком сложно для этого, подумала Феодора.
Феофано взяла с блюда горсть изюма и миндаля, и Феодора последовала ее примеру. Нянька, повинуясь знаку московитки, насыпала изюму в руки старшим детям, и те с удовольствием стали есть. Что значит – не избалованы!
– Завтра мы причалим, так сказал Леонард, - произнесла Феодора после нескольких мгновений стесненного молчания.
Орешек
– Вот и прекрасно. Меня уже мутит от этого корабля.
– Лаконцы всегда были мореходами по необходимости, а не из любви, - усмехнулась Феодора, - это и сейчас не изменилось…
– Много что не изменилось, - заметила лакедемонянка.
Феодора протянула к ней руку, и Феофано взяла ее за руку, посмотрев в глаза с ласковым недоумением.
– Что, моя дорогая?
– Наверное, ты первое время будешь жить с нами, - сказала Феодора.
Феофано пожала плечами, будто услышала глупость.
– Где же еще, моя милая Феодора! Конечно, первое время мы все будем в одной свалке, пока не разберемся между собой!
Феодора усмехнулась. Прямота и грубость Феофано были восхитительны, как ни в одной другой женщине.
– Верно, госпожа, и дай бог эту свалку скоро раскидать.
Тут вдруг снаружи послышался шум, и в дверях беседки появились двое – женщина увлекала за собой мужчину.
– Можно к вам?
Валентова дочь улыбалась так, точно имела право влезать в любое общество. “Мардоний никогда себе такого не позволял”, - подумала Феодора.
Но Мардоний юноша, а скоро и мужчина – он всегда чувствовал себя в своем праве; София же только что, как говорится, дорвалась. Это она за бедную сестру отыгрывается, и за всех плененных гречанок!
– Проходи, - приветливо сказала Феодора, прежде чем Феофано произнесла хоть слово. – Выпей с нами.
София в этот раз улыбнулась искренне и приветливо, и обернулась к мужу.
– Распорядись, чтоб принесли еще пару кубков и вина, нам не хватит.
Артемидор кивнул и тут же ушел.
Валентова дочь вошла и села рядом с московиткой, даже немного потеснив ее со скамьи.
– Как я рада, что мы завтра приплывем, - громко сказала она, оглядывая всех остальных женщин. – До смерти надоела эта качка!
“Как она счастлива, что вырвалась от отца и турок, - подумала Феодора. – И думает, что все будет прекрасно, что все опасности остались за океаном! Хотя нет, конечно, София умна, она женщина… и не может так думать: просто бодрится, как все мы…”
Что будет, если Валент узнает, с кем спуталась его дочь, кому она отдалась, - ведь Аммоний богат и могущественен, действительно богат и могущественен, и положение его прочно! Не то, что у Леонарда, который никогда не имел твердой почвы под ногами!
Леонард щепетилен – Валент же никогда не был щепетилен…
Вернулся Артемидор, который сам принес еще кувшин вина и пару кубков для себя и супруги; он сел рядом с ней и приобнял ее за талию. София снисходительно улыбнулась в ответ на ласку,
“Из нее выйдет чудная итальянка… синьора, - подумала Феодора со странным чувством. – Интересно, муж уже учит ее по-итальянски… или она заставила кого-нибудь другого?”
София чокнулась с госпожами как равная; а выпив из своего кубка, вдруг произнесла, посмотрев на Феодору:
– А мой брат нашел в своей книге кое-что про твое ожерелье, - македонка без стеснения подцепила пальцем амулет на шее Феодоры, с которым московитка не расставалась ни днем, ни ночью. – Они с вашим ев… с его скифским другом уже много чего прочитали из того, что Дарий подарил!
Феодора быстро поднялась:
– Нашел про ожерелье?.. Что нашел?
София махнула рукой.
– Я не слушала. Хочешь, иди спроси сама!
“А до свадьбы она ведь очень любила книги, - подумала Феодора. – Как у женщины переменяется вся жизнь, все влечения, когда она выходит замуж!”
Сама Феодора до того, как стала жить с Фомой, даже читать не умела – но увлеклась книгами потому, что ее хозяин был ученый человек; а будь он вроде Артемидора, она бы так и не приохотилась к чтению! Мужчина наполняет жизнь женщины содержанием, оплодотворяет ее и в духовном смысле тоже.
Метаксия уничтожала, одного за другим, всех мужчин, кто ее оплодотворил, - уничтожала по мере того, как сама обретала могучую способность к творению…
Но тут Феодора спохватилась, поняв, что задумалась некстати: развившаяся склонность к философствованию и изучению человеческих характеров порою отвлекала ее от действительности даже в важнейшие моменты. Она с волнением схватилась за свой амулет, очертив пальцами холодные золотые изгибы.
– Феофано! Ты слышала? Пойдешь со мной к Мардонию?
Феофано кивнула; она осталась сидеть, услышав новость Софии, но сейчас быстро встала.
– Дети, идемте вниз, - велела она.
Вард с неохотой, только после окрика, оторвался от своего занятия – допив шербет, мальчик залез под стол и рассматривал качающиеся и переступающие ноги взрослых, с особенным увлечением наблюдая за тем, как порыжевший от носки козловый сапог Артемидора встречается с новенькой нарядной туфлей жены. Анастасия все еще сидела на месте и, опустив темную гладко причесанную головку, глядела в свой кубок, пытаясь рассмотреть свое отражение в оставшемся на донышке красном напитке.
Женщины спустились вниз вместе с детьми и, опять предоставив малыша Магдалине, отпустили Варда и Анастасию играть свободно, как раньше.
Феофано взяла свою филэ за руку, и они отправились на розыски Мардония с Микиткой. Неразлучные друзья сидели вдвоем в углу, над головами у них горела лампа. Видимо, засветить ее попросила София или сам Мардоний: Микитка был слишком горд, чтобы просить греков о лишней милости. И оба читали – у каждого с колен свешивался длинный свиток, сплошь исписанный мелким каллиграфическим почерком опытного переписчика, и еще несколько свернутых свитков ждали своей очереди.