Стая бешеных
Шрифт:
– Как выписалась? – опешила Ирина. – Куда?
– Выясним, – ласково улыбнулся подполковник. – Вы телефончик свой оставьте, я перезвоню.
– А вписался кто?
– Ой… Этого я и не спросил, – рассеянно почесал макушку Земцов. – Вот, кстати, кто должен все знать.
– Вот, здесь домашний и мобильный. – Ирина протянула ему свою визитку.
– Менеджер по связям с общественностью… – прочитал начальник отделения. – Ничего себе… Я, правда, не очень себе представляю, что это такое, но на слух солидно.
– И когда мне ждать вашего звонка?
– Давайте прикинем вместе… Я попытаюсь отыскать
– Я вас так отвлекаю от дел… – растрогалась Ирина.
– Будет вам, – подполковник поднялся и, наклонившись через стол, галантно поцеловал Ирине руку. – Милиционер тоже ведь человек.
И только сейчас Ирина вспомнила, что баба Зина когда-то ей говорила о том, что хочет уехать в какую-то деревню, у ее знакомых там дом пустует, что хочет дожить свой век на земле, коровку доить, за огородом ухаживать…
– В деревню? – задумался Земцов. – А почему нет? Я бы, знаете, тоже не отказался…
Из кабинета Ирина выходила с легким сердцем. Как все-таки приятно, когда к тебе относятся с элементарным уважением, когда слушают тебя внимательно и искренне пытаются вникнуть в твои проблемы, пытаются помочь.
А на работе ее уже никто не искал, тревога оказалась ложной. Владимир Дмитриевич укатил в аэропорт провожать Свенссона.
– Как челюсть? – на прощание осведомилась секретарша шефа.
– Как у бультерьера! – отшутилась Ирина.
Руфат так и не позвонил, хоть Ирина и ждала его звонка не меньше, чем звонка подполковника Земцова.
И она не выдержала, сдалась.
– Алло, Руфаша? Это я…
– Малыш, знаешь, мне некогда сейчас, – сухо отозвался Руфат. – Перезвони попозже. А еще лучше завтра. Все, привет.
И бросил трубку. Ничего себе! Это кто еще должен трубки бросать? Наглец…
Всю дорогу до дома Ирина вслух возмущалась поведением бойфренда и пришла к выводу, что, наверное, так даже лучше будет. У него просто кончилось терпение, вот и вся любовь. Проблема разрешилась сама собой. Она не знала, как уйти, так пусть сам уходит, пусть катится куда подальше. Унижаться она не будет… Все кончено… В том случае, конечно, если он в ближайшие дни не извинится.
А подполковник Земцов оказался человеком слова, позвонил в начале двенадцатого, когда Ирина уже дремала.
– Не разбудил? – первым делом осведомился начальник отделения.
– Нет, что вы! Выяснилось что-нибудь?
– Еще как выяснилось. Вы как в воду глядели. Со слов соседей, ваша баба Зина уехала в деревню. Продала квартиру и уехала.
– А куда? В какую деревню?
– Ну-у-у, Ирина Алексеевна, это уже отдельный вопрос. Да и так ли это важно? Главное, что вы теперь переживать не будете.
– Спасибо вам, Юрий Владимирович, – проникновенно сказала Ирина. – Спасибо вам огромное…
– Да будет!.. – хохотнул подполковник. – Нынешнего хозяина квартиры сейчас в Москве нет, а как появится, я его порасспрашиваю. Может, он в курсе.
– Спасибо еще раз.
– Ну и бабуля у вас, бывает же такое…
– Выходит, бывает.
– А квартирку-то потеряли… А, Ирина Алексеевна?
– И черт с ней… Не думала об этом и думать не хочу…
Земцов обещал
Ирина сидела на кровати, закусив губу. Было как-то обидно, горько. Да, неприязнь к сестре невольно перекинулась и на двоюродную внучку. Но есть же какой-то предел… Можно же было предупредить… Впрочем, это в стиле бабы Зины. Зачем предупреждать? Кто ей Ирина такая? Никто.
Глава 11. БРАТСТВО.
После публичного наказания порез на груди Сынка зажил довольно быстро. Впрочем, у Сынка был высокий порог боли, он и не такое стерпел бы, не поморщился.
А жизнь в монастыре представлялась чем-то занимательным и полным романтики и все еще не разгаданных загадок. Помимо вновь прибывших здесь было еще человек триста таких же убогих и покалеченных. Но те, кто со «стажем», новичков сторонились. На Сынка тоже смотрели как на новичка, а стало быть, существо низкое в социальном смысле. Кроме того, после показательного наказания Сынок на какое-то время выпал из поля внимания начальства, его не назначили ни в какую группу, и он, чужой и всеми избегаемый, просто болтался без дела. Но постепенно простодушная мордаха Сынка, его обаятельная желтозубая улыбка, готовность поделиться табаком сыграли свою роль, и у него появился свой круг общения. Паши и Саши он теперь сторонился сам.
Проще всего ему было завоевать женские сердца. Начало вхождения в коллектив было положено в швейной мастерской, где он познакомился с Цыпой и Пипеткой – двумя уже не молодыми, но все еще цветущими особами, великими мастерицами в швейном деле и певуньями. Блуждая по монастырю, Сынок прослышал нежное пение на два голоса. Привлеченный звуками русской песни – кажется, «В низенькой светелке», – он просунул нос в дверную щель и попытался втиснуть и глаз, но пение вдруг прекратилось, а дверь была прихлопнута ударом ноги вместе с носом Сынка. Сынок проронил словцо, по смыслу подобное междометию «ай!», но более сочное, после чего дверь растворилась, и пышное женское тело со всклокоченными волосами проревело в звонких и витиеватых, под стать Сынковым, выражениях вопрос, зачем, собственно, он нарушает покой скромных тружениц иглы и нитки. Сынок, нос которого подвергся значительному ущербу, простонал, что можно быть и поделикатнее. Яростная дама, исполнявшая партию меццо-сопрано в песне, схватила Сынка за сухое, жилистое плечо и втянула в комнату. При свете она осмотрела потерпевший нос и утешила с оптимистическим смешком, что до свадьбы, как видится, заживет.
– Пипетка, – представилась она, протягивая красную ручищу, – но лучше Лиза.
– Садись сюда, на тряпки, – призвала его другая дама, – нам чем грязнее, тем лучше. Фу, воняет от тебя…
Несмотря на внешне немиролюбивый разговор, обе женщины оказались вполне приветливы. Пипетка была родом из Орла, ее подруга Цыпа (свое подлинное имя она, по понятным ей одной соображениям, назвать отказалась) происходила откуда-то из-под Новосибирска. Но доверяться автобиографическим сведениям, полученным от девушек, было опрометчиво. Впоследствии Сынок слышал, как Пипетку окликали Люсей или Маней, а сибирячка Цыпа бегло щебетала с кем-то по-украински.