Стая
Шрифт:
Шорох за дверью заставил его пошевелиться в кресле. В кабинет заглянул Самарин. Затем неловко протиснулся, словно все еще раздумывая, входить ему или нет.
— Я это… — в несвойственной ему несмелой манере начал парень. Солнце, проникая сквозь бело-зеленые вертикальные ламели, располосовало комнату. Витя прищурился, попав в яркий просвет, и шагнул чуть в сторону.
— Чего надо? — Денис расслабившись, забросил руки за голову и сжал затылок.
— Поговорить хотел.
— Говори.
— Только не знаю, с чего начать.
— Вали отсюда, — ответил ему на это Денис, указав взглядом на дверь. — И свои нервные мысли при себе оставь, не нужна мне твоя благодарность.
— Шаур, ну чего ты меня как малолетку гоняешь? — вздохнул Витек, словно обидевшись.
— А что, у тебя мозгов вдруг прибавилось? — В словах Дениса явственно прозвучал сарказм.
— Прибавилось. И не вдруг, — неожиданно твердо отреагировал Самарин.
— Да? — Денис вглядывался в лицо парня, словно мог прочитать на нем единственно правильный ответ. — Тогда сиди тихо, пока сидится! И не суйся туда, где тебе делать нечего! Хочешь быть мясом, будешь мясом! — прогремел Шаурин на весь кабинет, и желание задавать ему вопросы у Самарина напрочь отпало.
Стук в дверь спас положение. Вернее, его спасла вошедшая Юля.
При виде Самарина она искренне улыбнулась:
— Витя, привет. Давно тебя не видела.
Витька даже не скрывал своей радости, расцвел как подснежник после долгой зимы.
— Теперь ты его будешь каждый день видеть, — сказал на это Денис, чем вызвал удивленный взгляд Самарина. — Забирай обратно своего шута горохового.
— Могу даже в золотистую упаковку завернуться, — «шут гороховый», как водится, не смог не съязвить.
— Не надо, воздержись. Боюсь, не перенесу такого культурного шока.
— Как скажете, Юль Сергевна. Все для вас.
— Я тебя не задерживаю. — Денис напомнил ему, что разговор окончен. — Если только тебе не требуется каких-то ценных указаний.
— Понял. Обойдусь.
Самарин захлопнул за собой дверь. Юля подняла глаза и натолкнулась на мрачный взгляд Дениса. Настолько мрачный и темный, что захотелось ринуться вслед за Витькой и сбежать подальше. Подумалось: зря она сегодня пришла.
Возникла долгая пауза, какая обычно появляется у малознакомых людей между чашками кофе — либо просишь следующую, и разговор переходит на новую стадию, либо отказываешься и прерываешь встречу.
Так и у них. В кабинете повисла тишина. Разговор оборвался, едва начавшись, и как его продолжить, Юля не знала. Мешал взгляд Дениса. Смотрел Шаурин на нее, но на себе она его взгляда попросту не ощущала. Словно направлен он был сквозь нее. Не очень приятно осознавать себя пустым местом. О попытке лезть к Денису с объятиями Юля даже не помышляла: по ощущениям будет то же самое, что обниматься с фонарным столбом.
С другой стороны, ввиду последних событий, было бы странно видеть Дениса
— Как дела? Замерзла? — Его вопрос как будто сдвинул разговор с мертвой точки. Но только как будто. Сам Денис не подался ей навстречу, а остался сидеть в кресле в той же позе, в которой Юля его застала.
— Еще жива-здорова, слава богу, без пули в голове, — без усмешки сказала она.
— Шуточки у тебя…
— Какие уж тут шуточки, если пять человек в один день закапывают.
«Шесть», — отметил про себя Денис, но вслух ничего не сказал.
Был в Юлькиных словах смысл, с этим не поспоришь. Смерть Женьки — первый камень на его шее. Не исключено, что далеко не последний. Но даже, если из них выйдет приличное ожерелье, теперь останавливаться точно нельзя. Иначе вообще не нужно было соваться во все это, чтобы смалодушничать в такой момент.
Духота в кабинете напомнила, что нужно стянуть куртку. Юля неторопливо потянула бегунок застежки вниз. Непроницаемое лицо Дениса держало девушку на месте.
— Я хочу к Кате съездить, — выдохнула она и резко сбросила с плеч курточку, мысленно переступая внезапно возникший между ними барьер.
— Зачем? — Теперь и Денис обмяк лицом и расслабил твердо сжатые губы. Пошевелился, чуть передернув широкими плечами, обтянутыми серой водолазкой.
— Мы хорошо общаемся. Общались. — Юля, убрала одежду в шкаф, стараясь действовать и говорить естественно, не обращая внимания на зародившееся в груди, ставшее обычным, волнение. И смотреть на Дениса старалась вскользь, а не с жадностью, как хотелось. — Мне хочется как-то поддержать ее. А я даже на похоронах не была.
— Я заметил. Почему не была?
Перед тем как ответить, Юле пришлось подавить некоторые сомнения. Опасалась, что Денис может посмеяться над ее страхами. Самому, как видно, они не ведомы. По крайней мере, впечатление он производил именно такое.
— Боюсь, — сказала она. — Я даже у Гриши не была. Потом на кладбище побывала и все. А похороны… я не могу на это смотреть.
— Надо живых бояться, а не мертвых. Мертвые тебе уже ничего не сделают.
— А я вообще не хочу никого бояться. — В словах ее прозвучал вызов, хотя Юля к этому не стремилась. Само собой вышло. От души.
— Забыла, чья ты дочь?
Юля, поджав губы, замолчала. И без этого напоминания все знала. Развивать никому не нужную дискуссию — себе дороже. Ни к чему это. Навряд ли именно сейчас ей удастся что-то доказать Денису. Например то, что иногда ей очень хочется забыть, чья она дочь. Навряд ли он согласится, что не в деньгах счастье. Лично для нее никакие деньги не смогут окупить четыре ранения отца и бессонные ночи матери, и те дни, когда от переживаний кусок в горло не лез, и тошнило до рвоты. Тогда никакие деликатесы даром не нужны. И огромный дом, как узкая тюремная камера.