Стебалово
Шрифт:
– Не помню.
Лысый вернулся к кухонному ножу:
– Будем вспоминать.
– Я те честно говорю: не пом-ню!
– вскричала Эммануэль.
– А мы честно будем вспоминать... Разжечь огонь, - скомандовал он отморозку.
На плите вновь вспыхнуло пламя. Эммануэль побелела: она действительно не помнила телефонного номера киллера и поняла, что ее ждет самое трудное испытание.
Бляха эффектно рассек воздух смачным взмахом кухонного ножа.
– Даю тебе минуту, мать, - объявил он, входя в роль самурая.
– Пока осталось
– Ну, не помню, не помню я его телефонного номера, хоть убей!
– Эммануэль покачала головой.
– Чё за дундук? Чё выпендривается, сам не знает.
Непоправимое произошло столь быстро, что Эммануэль хрен чё сообразила: перестав выпендриваться, Лысый полоснул воздух кухонным ножом... лезвие ударилось о китайский фарфор, и пельмень с тыквы ее бой-френда шмякнулся на тарелку.
Эммануэль тупо ойкнула.
– Нет телефона - нет базара, - подвел черту Лысый.
Кончиком ножа подхватив пельмешку с тарелки, он поиграл ею, словно шариком пинг-понга, и, оттянувшись, забросил на сковородку.
– Секи, мать! Секи, мать твою, как скотеет Бляха!
– с наслаждением приговаривал Лысый.
– О-хо-хо-хо-хо! А запах! Запах! Красота!
Шипение и шмон, исходившие от плиты, на которой вершился сей беспрецедентный акт вандализма, усиливались. Эммануэль проклинала себя за то, что, связавшись с убийцей Серафимом, не потрудилась взять у него ни номера телефона, ни паспортных данных.
– Классный я повар?
– нахваливал себя осатаневший авторитет.
– У тебя еще не проснулся аппетит, черномазая?
– Еще нет, - буркнула Эммануэль.
– Чё ты там гонишь?
– Из-за треска на сковородке Бляха ее не расслышал.
– Нет, говорю!!!
– крикнула она.
– А...
– понял Бляха.
– А телефон не вспомнила?
– Нет!!!
– Ну, ничего, - успокоил он, - ща вспомним, это не долго.
Ни много ни мало, полчаса продолжалась эта пытка. Сначала Бляха слегка поджарил пельмешку с обеих сторон, затем мелко нашинковал укроп, петрушку, сельдерей и помидоры, забросил приправу на сковородку и закрыл крышкой. Потом он вернулся в широкое кресло времен императрицы Екатерины, закинул ноги на стол и сказал:
– Подождем, пока дойдет, - и, глумливо хихикая, уставился в черную витрину Эммануэль наблюдать за ее реакцией.
Реакция была неадекватной: смирившись с непоправимым, хозяйка дворца сделала вид, будто ей все до фени, и непринужденно закумарила конопляную пионерку.
Когда ушная раковина бой-френда была готова, Лысый галантно проводил Эммануэль к черному столу, подвинул стул и поставил перед ее носом оформленную тарелку: помимо пельменины
– Бон аппетит!
– пожелал он, завязав на шее жертвы белую салфетку.
– Вот те нож. Вот те вилка. Что еще?
– Пожалуй, все, - сказала Эммануэль.
– Соль? Перец?
– Пожалуй, это лишнее. Хотя... Если самую малость.
– Самую малость, - кивнул Лысый, посолив и поперчив чертово блюдо.
– Хватит, хватит!
– остановила Эммануэль.
– Хочешь, чтоб ком в горле застрял?
Лысый убрал солонку:
– Может, возьмешь меня официантом?
– Стар ты больно для официанта.
– Ну, нет так нет. Валяй мать, наяривай, - может, чё и вспомнишь.
– Да ни чё я не вспомню уже, Лысый, зря время теряем!
– Эммануэль откусила часть пельменя.
– Ну, как?
– Он внимательно посмотрел в ее глаза.
– А что?
– Ее глаза удовлетворенно моргнули.
– Неплохо прожарилось, мать твою. Даже не ожидала. В самом деле, неплохо. Беру тебя поваром. Если, конечно, не передумал.
Лысый понял, что проиграл вторую партию: с чувством и нескрываемым аппетитом жевала мисс Каннибал то, что ей приготовили; создавалось впечатление, что она в любой момент может попросить добавки, - словом, вытянуть из этой адской черной пасти информацию о Серафиме не было никаких шансов.
Разделавшись с ухом своего любовника, Эммануэль неторопливо вытерла губы, взмокший от напряжения лоб и впервые за всю ночь улыбнулась:
– Теперь веришь, что я не знаю, где Серафим? Или будем готовить вторую пельмень?
– Оставим на другой раз, - огорченно ответил Лысый.
– А чё на другой раз-то? – разошлась мисс Каннибал.
– Если такая пьянка пошла... Повар ты классный, официант нормальный. Валяй вторую!
– Обломись.
– Бляха показал Эммануэль средний палец и стал надевать деловой пиджак.
– Уходишь, что ль?
– Она прикинулась разочарованной.
– Да, мать. Дела-дела...
– Какие, на хер, дела в четыре часа ночи?
– А уже четыре часа ночи?
– А ты чё думал?
– Вот дерьмо, - выругался Лысый, посмотрев на часы.
– Как быстро летит время!
– Ой, не говори, - поддержала Эммануэль.
– Чем заняться-то собрался?
– Поеду, побазарю с Большим.
– А...
– протянула Эммануэль.
– Ну, канай, раз такие дела, не фиг тебе здесь тусоваться.
Напоследок Бляха бессовестно обнял мисс Каннибал и чисто по-человечески поблагодарил за теплый прием:
– Ну, спасибо тебе, мать.
– Да что уж...
– Все было нормально.
– Слава богу...
– Значит, не знаешь, где Серафим?
– Неа. Не знала, и знать нет желаю.
– Да и хрен с ним.
– Хрен с ним, - согласилась Эммануэль.
Ну, накладка вышла...
– Как бы принося извинения, Бляха с нежностью потрепал дрэд на ее затылке.
– Ошибся я, мать.