Стебалово
Шрифт:
Но однажды унижение достигло апогея. Голодный и притесненный выходец из Дубосар, Шишел сумел сплотить вокруг своей ОПГ несколько тысяч грязнющих котов, еще сохранивших честь, достоинство и навык неслабо мочиться назло угнетателю, и устроил несанкционированный митинг на Центральной Городской Свалке кисломолочных продуктов имени Кисы Воробьянинова. Запрыгнув на ржавый корпус древнего автомобиля "москвич" (выставленный сейчас на площади Шишела), вожак обратился к толпе с пламенным призывом: "НЕТ - произволу бешеных псов, ДА - свободе и беспределу котов!" Поддержали его на ура: дело происходило в марте, поэтому вой стоял неописуемый.
"Если бы в экспериментальных условиях весенней
Как бы там ни было, а вслед за митингом на Центральной Городской Свалке состоялся знаменитый мартовский кипиш. Тысячи навороченных собак и десятки тысяч облезлых кошек с бешеной одержимостью приняли участие в знаменитой разборке, где было уже не понять, кто из них бешеный, а кто грязный: все смешалось в единую бешеную, грязную стебку. Что творилось на улицах и площадях города, объяснению не поддавалось. Скажем только, что к вечеру все тротуары были усеяны обгрызанными, обкусанными и разодранными телами конкурирующих партий. Понять, кто победил и кто проиграл, не удавалось двое суток. Лишь после того, как дворники смели с мостовых последние кости погибших и подсчитали потери сторон, пресса подвела окончательный итог: пальма первенства досталась грязным кошакам. Но досталась она страшной ценой: три тысячи двести семьдесят шесть загрызенных до смерти кошаков против семисот тридцати уничтоженных псов плюс восемь тысяч с копейками навсегда изувеченных кошек - такова плата за успех.
Но успех есть успех, победителей любят, им щедро выделяют приличные места, должности, звания, регалии. В коридорах Мэрии вместо бешеных псов начали вальяжно прогуливаться грязные кошаки, лениво мурлыкая и по-новому помечая территорию, не озираясь уже по сторонам и ничуть не опасаясь схлопотать каблуком по вонючей заднице... В стенах Думы наконец приняли давно назревшие законы: "О призыве к ответу собачьего отродья", "О борьбе с оставшимися ублюдками", "О чести, достоинстве и неприкосновенности вонючих котов", "О всеобщем беспределе и чванстве меньших братьев" и многие другие. Телевидение, взятое кошаками под контроль, транслировало только рекламу кошачьего корма. Наконец, главный герой революции Шишел стал тем, кем стремился: авторитетом городского калибра, многоуважаемым лицом, богатству и влиянию которого завидовала даже Эммануэль. Однако чтобы полностью уморить всех городских собак, Шишелу и его окружению понадобилось несколько долгих, блистательных лет.
Много славных делишек провернул Шишел. Обо всех не расскажешь. Отметим главные: из года в год он безнаказанно отмывал две трети городского бюджета, строил фешенбельные банки, крутые игорные дома, элитные притоны, модные клубы и рестораны; он низвергал до преисподней и возносил до небес грязные попы своих чиновников, банкиров, рэкетиров; только благодаря ему наладилась торговля марихуаной, героином и кокаином; на его совести черным списком лежат несколько сот нераскрытых преступлений; в его паспорте - ни одной судимости. Да что судимости, ни одной серьезной улики. Хотя милиция, отдадим ей должное, так и ковыряла под Шишела, так и ковыряла. Но... Все заведенные дела рассыпались, едва встречали на своем пути равнодушие Прокуратуры и коррумпированных судей, которые тоже, если верить Давиду Трешкину, находились на попечении Шишела.
На тех редких допросах, которые все-таки удавалось учинить Шишелу добросовестным следственным ищейкам, поганец не произнес ни одного человеческого слова
Конечно, были в Отвязном крае умные головы, понимавшие, что за любые криминальные проделки должен отвечать Шишел, но их насчитывалось не более десятка. И как ни парадоксально, в это число входила мать преступного мира Эммануэль...
Представьте, она не только умудрялась верить россказням о Шишеле, но и жаждала сатисфакции. Серафим ее не понимал. Как и большинство здравомыслящих людей, он держался мнения, что Шишел - грязная выдумка Василия Исидоровича Бляхи, придуманная им с целью переложить с себя ответственность за часть злодеяний на безответные плечи глупого кота.
– После того как ты срисовал у него Маньку, -- сообщила Эммануэль, - Шишел - это последнее, чем Лысый дорожит. Найди грязного кошака, Серафим, а я уж отоварю его в жареный биточек! Лысый у меня похавает!
– Мать, ты уверена, что скормить Лысому Шишела - хорошая идея?
– засомневался Серафим.
– Нет...
– Она пожала плечами.
– А те-то че? Я заказчик, ты - дурак. Че хочу, то закажу.
– Нет проблем.
– Убийца не перечил.
– Я только хотел удостовериться: ты уверена в том, что Шишел - реально существующее лицо?
– Морда он. Какое из него, на хрен, лицо?
– Хорошо, пусть морда. Это дела не меняет.
– А в чем дело?
– Видишь ли, мне не хотелось бы тебя огорчать... В общем, есть все основания считать, что Шишела в принципе не существует.
– Как?!
– опешила Эммануэль.
– Грязного кошака Шишела?!
– Да, именно его, - с сожалением кивнул убийца.
– Не бзди. Я че, не видела? Я че, не читала?
– Мать, пойми: все, что ты видела и читала, ни что иное, как плод больного воображения Лысого. Он его себе придумал, он его раскрутил под кликухой Шишел, но на самом деле этого нет! Проснись! Таких грязных котов в природе быть не может! Тебя просто надинамили!
– Сукой буду, меня еще никто не динамил, голубчик, - упрямо стояла на своем Эммануэль.
– И у тебя не пройдет. Туфту ведь гонишь. Чё, я не въезжаю, что ль? Шишел - самый грязный, вонючий кошак края, он существует и существует припеваючи... Ок!.. Ок! Ок! Что ж это, в самом деле?! Ок!.. Когда-нибудь кончится или... Ок!
Эммануэль жестоко выругалась. К счастью, у нее обострилась икота, и она на время забыла дурацкую затею заставить Лысого съесть несуществующего кота.
– О чем, блин, мы?
– немного оправившись, спросила Эммануэль.
– Который час?
– А фиг его знает, - ответил убийца.
– А ты ступай, сынок, поди узнай.
– Вот же часы.
– Серафим показал хозяйке дворца на часы.
– Зачем ходить?
Эммануэль беспомощно оглянулась. Часы висели на самом видном месте Зеркальной галереи.
– Ик-ик!.. Ок-ок!
– Уставилась на циферблат.
– Половина шестого, - подсказал Серафим.
– Ок!.. Вижу, что половина, не косая, - соврала Эммануэль.
– А... это?…
– Что еще?
– Антуан...где?
– Вот твой Антуан.
– Серафим показал на блюдо.
– А...
– поняла она: - Вот же мой Антуан, моя клубничка!
– Эммануэль перевела задвинутые полтинники на любовника: - А где... твое второе ухо, Антуан?
– спросила она.
– Мать, ты ж его сама съела, - вздохнул Серафим.