Стекло и дерево
Шрифт:
– Понимаете, – протянул открытыми ладонями вперёд руки Любимов, – я не уполномочен давать больничные листы – таковы правила!
– Да кто их выдумал? Вот ты, врач или хрен собачий?
– Врач.
– Давай бюллетень! Не видишь, тяжело мне?
– И работать вы не можете, – скорее констатировал, чем спросил Любимов.
– Во, во! – обрадовался Данилыч. – Не могу!
– Надо сдать кровь, – предложил Рим.
– А! На алкоголь хочешь взять, сука!
– На электролиты.
– Знаем мы ваши заморочки! Не дашь бюллетень?
– Обращайтесь к лечащему врачу, –
Данилыч разразился бешеным потоком отборного мата, но всё же вышел вон. Тотчас вошла Дулина.
– Рим Николаевич, – не стала коверкать имя Ежиха, – наверное, наши больные вам совсем не подходят?
– Больные, они и есть больные, – уклончиво ответил Рим. Надо же, какое участие!
– Я вот лично была против этой дурацкой затеи! Использовать доктора наук для рядового консультативного приёма – это как компьютером гвозди заколачивать! Вот смотрю и поражаюсь тупости руководства! Ваш ректор попросту идиот! Аты как думаешь?
– Всякий труд почётен, – не поддался на провокацию Рим.
– Брось Ваньку валять, Рим Афанасьевич! Ведь вижу, теряешь здесь даром время. Знаешь, я тебя освобождаю от этой почётной обязанности! Топай в своё отделение и делай науку!
– Ещё не окончены часы приёма.
– Хочешь сказать, что я не могу тебя отпустить, не имею полномочий? – вкрадчиво спросила Дулина.
– Не хочу, – улыбнулся Рим.
– Тогда иди по своим делам! А если нужна тебе официальная бумага, получишь её завтра.
– Завтра?
– Конечно, завтра же! Ты здесь занимаешься ерундой! Затея Главного глупа по природе. Он быстро поймёт это и отменит своё решение. Вот и Васильчиков был против. А тебе, Рим, нет чтобы подойти ко мне, посоветоваться, взял и согласился на заведомую глупость! – чисто по-матерински пожурила Евгения Евгеньевна молодого учёного.
Рим терпеливо смолчал.
– Хоть поздно, но лучше исправить, чем продолжать эту галиматью! Всё, свободен! Пациентами я займусь сама!
Рим усмехнулся в душе. Он представил себе, как пришёл за советом к Дул иной, и что бы она ответила. Вот ведь как!
Оказывается, Ежиха-то была против этой затеи! Стоило лишь поклониться! Тогда и не сорвалась бы поездка.
Первый серьёзный бой проигран.
Остаётся лишь надеяться, что подобное не повторится. Рим поплелся в своё отделение.
Действительно, следующим утром появилась бумага, отменяющая приказ ректора о консультативном приёме. Ежиха лично извинилась перед профессором и горячо пообещала, впредь стараться быть в курсе событий, дабы не препятствовать движению науки.
Говорила она очень убедительно, используя собственную лексику. Егор Степанович покивал, поулыбался и сердечно попрощался. Едва Дулина покинула кабинет, он тотчас связался с ректором и добился аудиенции.
Ежиха с чувством превосходства смотрела вслед удаляющемуся автомобильчику профессора. Поехал в институт. Ректор осознает, пообещает и, вполне возможно, прекратит принимать столь скоропалительные решения. Но это уже не имело ни малейшего значения.
49
– Что
– Не рад? – улыбнулась Эвелина – виновато и обиженно одновременно.
– Рад, но, – Рим взглянул на часы.
– Куда-то спешишь, Рим?
– Вообще-то, да. Но раз у меня такая гостья, можно и отложить.
– Так и будем стоять?
– Почему же, зайдём, – Рим сунул ключ в замочную скважину. Самому непонятно почему руки задрожали, как и голос. В голове появились разноречивые мысли. Он взволновался не на шутку. Или это тяжёлый день так повлиял на нервную систему?
Эвелина подумала: зачем она пришла? Самое разумное – немедленно уйти! Она решила попрощаться.
– Рим.
– Да, – отозвался Любимов, все ещё не справившись с замком.
– Ты мог бы проводить меня?
– Конечно, – массивная металлическая глыба отворилась, – обязательно!
Неожиданно достаточно ловко он открыл вторую, коммунистическую, лёгкую деревянную дверь.
– Прошу, – гостеприимным жестом пригласил Рим.
Ничего не оставалось делать, как войти – иное поведение посчиталось бы хамством. Эвелина, волнуясь, пересекла порог.
Шагнула в будущее и улыбнулась собственной мысли.
Её открытая и непосредственная улыбка как будто осветила сумрачную прихожую, в её добродушном свете растворились самые тёмные уголки неловкости в подсознании. Рим заворожено наблюдал за превращениями в собственной квартире. Тишина не пугала, скорее наоборот, – предвещала нечто прекрасное. Похожее безмолвие бывает перед рассветом, когда вся природа замирает на короткий миг, чтобы снова возродиться. В такие минуты весь мир кажется чудесным. Кому чуждо предвестие прекрасного? Эта тишина никогда не обманывает, вслед за прохладным, красноватым заревом появляются первые лучи солнца, и с каждым мигом становится всё теплее и светлее. А потом наступает день со всеми его хлопотами и заботами.
Возникшими ассоциациями и соображениями они могли поделиться друг с другом. Только вот, нужно ли разрушать тишину звуком пусть даже мягкого, но достаточно резкого для неё, голоса?
Нежное соприкосновение губ ознаменовало начало солнечного дня.
– А ты умеешь варить кофе? – спросила Эвелина, не освобождаясь от объятий.
Рим вернулся в реальность. Странно и непонятно, как он сумел потерять голову? Тот самый человек, который ежедневно блуждал по лабиринтам параллельных, вертикальных, а порой и диагональных миров пациентов!
– Нет ничего проще, – сказала Рим, – достаточно кипятка и банки! Он помог снять курточку гостье.
– Пройдём в брифинг-зал?
– Пройдем, – согласилась Эвелина, не понимая о чём речь. Ей захотелось пройти с Римом куда угодно, пусть даже в этот брифинг-зал.
Они прошли на кухню, Эвелина громко рассмеялась.
– Раньше, в незапамятные времена, на кухне проводились беседы на самые злободневные темы, – пояснил Рим.
– И тогда варили кофе в баночке?
– Честно говоря, тогда кофе вообще никак не варили! Больше пользовались водкой или, на худой конец, чаем.